– Что тебе надо? – осторожно спросил я, посмотрев на демонессу.
Та широко улыбнулась и заговорила бархатным голосом.
– Я просто хочу, чтобы ты, если что, защитил это невинное дитя, если кое-кто решит выпотрошить его на алтаре. Ты же не дашь убить дитя?
Я промолчал, стараясь разобраться, что к чему. Не просто так она пришла и задаёт вопросы с подковыркой.
– Что тебе надо? – наконец, повторил я.
– Как тебе это создание? – ласково посмотрев на ребёнка, спросила Лилитурани-Пепельный-Цветок.
– Симпатичная девочка, – осторожно произнёс я, переводя взгляд то на демонессу, то на её жертву.
Та потрепала светлые волосы подростка.
– Да, хороший мальчик. И он будет всей душой у нас влюблён в другого мальчика.
Я услышал, как хихикнул Кирилл, а обернувшись, увидел, как у Володи вытянулось лицо. Наверное, и у меня тоже. Заставлять кого-то любить? Да ещё так?
Со стороны леска донеслось, как один из разведчиков зацокал языком, а второй смачно сплюнул.
– Зачем? – только и процедил я.
– Хочу сделать приятное одному человеку, – ответила демонесса, – но ведь ты же заступишься за ребёнка?
Я стоял и смотрел на этих особ. У меня не было никакого желания разбираться с непонятной проблемой потусторонних склок. Я думал о том, как поймать орка и дроу.
Глава 8. Яробор и выкрутасы
Яробор стоял посреди терема, сложив руки на груди, и поглядывал на Лугошу, сидящую за столом. А девица подгребла к себе большую корзину со снедью и с любопытством разбирала сложенные там фрукты. Вскоре она достала большой жёлтый стручок, а потом откусила от него.
– Гадость, – скривилась ручейница, выплюнув мякоть в небольшое ведёрко, стоящее рядом на полу.
Ведёрко было полно разноцветных ярких бумажек, в которые заворачивали сладкие кусочки, именуемые конфетами, их накупили в городе в изобилии и за чаем уминали за обе щеки. Поседень так вообще целую охапку не разворачивая стрескал, закрывая лакомство от всех широкими когтистыми лапами и рыча на анчуток, что тоже хотели исподтишка полакомиться. Такие кусочки Яробор с удовольствием ел, запивая горьковатым, но благовонным кофием.
– Андрюшка, – позвала девчонка дьяка, сидевшего за столом и тыкающего в кнопицы. А тот вообще замкнулся в своих думах, и его приходилось постоянно подбадривать, чтоб совсем не пал духом. – Как сие кличут?
Отрок с тоскливым выражением лица повернулся и глянул на надкусанный стручок.
– Это банан. Его, вообще-то, чистить надо.
– Я думала сперва, это горох такой заморский, громадный. Но там мыло внутри заместо гороха. Думала с кожей йисть надо. Более не буду йисть сию гадость. Мне более понравились большие сладкие огурцы с красной мякотью и вот эти багряные плоды. Кожица толстая, но там изнутри костяни́ка целыми гроздями. Сочная, спелая.
– Гранаты, что ли? – опять спросил Андрюшка, тихонько усмехнувшись.
– Нет. Я гранаты видела, – отозвалась ручейница. – Гранаты – это у стрельцов горшки с порохом. Я же не дура.
Андрюша первый раз за день широко улыбнулся. Даже Яробор усмехнулся. Он уже давно понял, что язык русский шибко поменялся за последние века, и чем дальше, тем больше меняется.
«Ничего, – думал он, – обвыкнемся, не зря же я дьяка в дом впустил. Я за ним поглядываю, учусь потихоньку, стоя за спиной, на ус мотаю. Что-то нравится, что-то нет, но новый мир окружает нас со всех сторон, а прошлым жить не след».
Яробор даже понял, что в ентернете всё не то, чем называют. Охальников да зубоскалов – троллями, незнакомцев – анонимами, сиречь безымянными, а презабавное слово «имхо», схоже со мхами либо меха́ми, вообще, гласило о смиренном писании, но там такие смиренные пишут, что на кол охота посадить. То ли дело в старину. Бухнутся в ноги и молвят: «Не вели казнить, вели слово молвить». Вот это есть истинное смирение.
Яробор стоял и слушал эту беседу, а Лугоша добралась до большого ярко-жёлтого плода. Хозяину леса уже доводилось такие отведывать, так что он улыбнулся, ожидая, что далече будет.
– Это цо такое? – снова бодро спросила ручейница, вертя плод в тонких пальчиках.
– Лимон, – уже не совсем понуро ответил отрок, ожидая, что дальше.
Он даже перестал посматривать на чирикающий компьютер.
– А как его йисть? Он твёрдый, – не унималась Лугоша, крутя плод в руках.