– Ты что творишь, дурень? – позвал он медведя.
Бер замер и поднял взор. Тягучая жижа струйкой потекла по морде и стала капать на тканый пол.
– Лакомлю сябя, – клокочущим басом ответил По́седень, облизав морду, а потом наклонившись к полу и принюхавшись к небольшой лужице. – Сие оне́ кличут сгущёнкой. Я такого отродясе не яствовал. Страсть как сладка. Как мёд, токмо молочный. Ты отведай, сам не оторвёшься потом.
– Ты всех баб распугал, дурень, – снова произнёс Яробор, пропустив мимо ушей предложение пробы.
– А пошто оне́ пужаютися мя. Я же не трожу никого из них.
– Да уж больно ты люто выглядишь.
– Мне э́тага яства хватит для полюбовного мира и дружбы с этими бабами. Не́ча меня пужа́ться. Я теперя от их кухни ни на единый шаг не уйду. Пущай обвы́кнутися тепе́ря.
Яробор вздохнул и поглядел на воеводского помощника. Стыдно ему стало за мысли о клевете. Пусть и не безобразничает бер, но девок испугал.
– Твоя правда, – выдавил он из себя, – но не со зла он. Что с него взять, с этого старого сладкоежки.
– На довольствие поставим, – тихо ответил стрелец, – подкину начпроду головняк. Но там ещё проблемы.
– Веди уж, – промолвил Яробор, печально вздохнув.
И они вышли из шатра. Сзади послышался сдавленный стон сдерживающего дурноту человека, ибо туман лесной бог призвал прямо на выходе, и из шатра они вышли на широкую поляну, где стояли большие жестяные не то сундуки, не то амбары, окружённые забором из проволоки. Только проволока была не простая, а колючая аки ежевика. В такую влезть – мало не покажется.
Меж двух изгородей стоял стрелец, вооружённый скорострельной пищалью.
Вышли они из тумана, однако не на саму полянку, а чуть в стороне, за плотными зарослями ивняка. Отчего Яробор немного приподнялся, вглядываясь в эту огороженную поляну. Всё было без изъяна. Стражник жив, изгородь цела, разве что рядом болотница стояла. Но она безвредная совсем. Ну, строит глазки воину, так и тот не против, а даже рад лясы точить с бесстыжей нагой блудницей.
– Что здесь не так? – спросил Яробор, резко обернувшись к начальнику штаба, тоже глядевшему на голую девку.
Тот вздохнул и выпрямился, а потом замер и облизал губы. Глаза его заблестели, как у кота при виде мыши.
– Ну… так… – начал он, став водить рукой в воздухе, словно забыл речь, неотрывно глядя на блудницу, – девка.
– Ну и что? – нахмурившись, спросил Яробор. – Эка невидаль, или ты девок не любишь?
– Я? Я не против баб, но нельзя ей здесь быть, да ещё в таком виде.
– В каком?
– А что она голая?! – вдруг взорвался стрелец. – Здесь пост между прочим! Часовой службу нести не может!
– А-а-а… вот оно что, – произнёс Яробор с усмешкой, а потом вышел из зарослей и направился к посту.
Болотница увидела его и попятилась.
– Подь сюды! – громко позвал её хозяин, – Сюды, говорю, дура!
– Яробор, свет очей наших, – всё так же пятясь, промямлила девка и втянула голову в плечи, аки заморская чуряпаха.
Яробор выставил пред собой раскрытую ладонь, и девку, что только ойкнуть успела, сила дёрнула к хозяину. Пальцы сжались на тонкой белой шее, заставив девку захрипеть.
– Хоть шаг подойдёшь к этому месту ближе, чем на полверсты, голову оторву. Иди подстилкой в другом месте валяйся.
Яробор повернулся к подбежавшему начальнику штаба.
– Может, ей сейчас голову оторвать? Всё одно, её только могила исправит. Её и утопили-то за блуд в трясине.
Вояка, пялясь на белы груди, крутые бёдра и тёмный треугольник лобковых волос, покачал головой.
– Не… Ну зачем голову-то?
– А зачем ей голова? У ней ума и так нет, у дуры этой.
– Не, не надо, – ответил начальник штаба.
– Ну тогда сам воспитывай, – произнёс Яробор, а потом швырнул девку прямо в руки вояки.
Тот подхватил болотницу, да так и замер. Стал слышен стук его сердца. Болотница, хоть и дура, а состроила себе морду невинно обиженной девственницы и захлопала глазками в объятиях мужика. Все бабы так умеют с самого рождения, и смерть их ничему другому не научит. Лады, пусть сам с ней мается.
Яробор посмотрел вдаль, а потом снова призвал туман. Надо за Лугошей приглядеть, а то вдруг её кто обидеть решил, а она от скромности и пожаловаться не решится, всё будет прятаться по углам.
Яробор шагнул в послушную пелену, оставив воеводу с новыми хлопотами. Впереди находилась река с омутом, оттуда раздавались девичьи голоса. Один Лугошин, а второй незнакомый, но холодный, как ключевая вода. Лесной бог осторожно шагнул, а потом спрятался за толстой сосной, вслушиваясь разговор.