Так, теперь можно «глушить» машину. Она хоть и шла на нейтралке, понукаемая моей волей, а силы жрала приличные. Но теперь можно и расслабиться.
Автомобиль медленно остановился, и африканец неторопливо поднял штурмовую винтовку, наблюдая за моей иллюзией. Он ещё не знал, что снайпер и пулемётчик секунд десять назад получили по клювобушу в затылок. Думал, что всё идёт по их хитровыдуманному плану. И когда я вырос у него за спиной, то мерзавец даже успел развернуться. Оружие ему я выбил, направив ствол в небо, короткая очередь срезала ветки, а через миг мой удар в контур лишил стрелка всяческого желания продолжать драку. «Череп» грохнулся на колени, глаза его вытаращились, а под балаклавой безвольно раскрылся рот. Я запустил энергетические пальцы в его внутренний мир, перепалывая всё так, чтобы полностью подавить волю наёмника.
— Говори, — тихо приказал я. — Кто тебя прислал?
— Никто, господин.
— Просто по лесу гуляешь с друзяшками? — понимающе кивнул я. — Охотно верю. Сам такое люблю.
Пришлось надавить на пару узлов его контура, и «череп» сдавленно завыл. С протяжными криками с небес на землю рухнули клювобуши, совсем неподалёку от нас. Товарищи африканца остались в кленовых лесах неприкаянными хладными телами.
Впрочем, моему новому слуге эта информация уже была не важна.
— Клянусь, никто! Господин, я виноват. Я не знал, не знал, не знал. Клянусь! — затараторил наёмник. — Мы просто хотели забрать добычу. Раз такое случилось, надо действовать быстро. Володька сказал, что один одарённый в рейд пошёл и умудрился выйти. Раз церковников нет, то никто к нему не приедет, а мы возьмём его тёпленьким и с хабаром. Стыдно. Простите, господин. Я клянусь исправить! Искуплю кровью!
— Искупишь, — задумался я. Это просто налётчики? Так свободно? Так нагло⁈ — Где Первая Церковь? Вы её перехватили?
— Господин, нет! — замотал головой «череп», — Вы не знаете, господин⁈
Он ахнул, но господин, и правда, не знал. Господин как-то чуточку потерянно сейчас чесал затылок, потому что у него было нехорошее предчувствие.
— Первая Церковь поставлена вне закона! — продолжил наёмник. — Люди Патриарха убили Александра Павловича! Вся семья Его Императорского Величества мертва! Только волею чуда мы спасены от смуты!
— Вне закона? — вот ведь дрань. У меня были планы на неё!
— Да, господин.
— Обалдеть…
— Да, господин. Если бы не князь Разумовский, то сейчас уже бы Санкт-Петербург принадлежал изменникам, да и многие другие города тоже. Но он обезглавил заговорщиков, а его дружина перебила всех пособников в городе. В течении дня власть была восстановлена!
У меня были некоторые сомнения в том, что это достойно было такого восторга, который выказывал африканец. Опыт подсказывал: здесь точно что-то нечисто.
— Как звать? — детали я узнаю позже сам. Со слов обращённого слуги такую информацию черпать рискованно.
— Аристарх Поганенький.
Он улыбался, как счастливый идиот. Он собирался грохнуть меня ради пары килограмм сгустка. Он даже не смог бы отыскать карман, если бы затея удалась. В итоге завалил бы меня просто так, из жалости. А я вместо того чтобы карать его жестокими карами стоял и едва сдерживался от того, чтобы не заржать.
— Значит так, Поганенький, — смог выдохнуть я, без хихиканья, — есть у меня к тебе одно небольшое дельце.
— Я рад служить! — протянул наёмник.
— Есть пожевать чего? — живот напомнил, что только благодаря ему мы решили двигаться к выходу, и его надо похвалить.
— В машине!
— Что ты стоишь тогда? Иди! Принеси! И собери со своих всё ценное, что найдёшь, хорошо?
— Слушаюсь, господин.
Он ушёл, и вернулся через полчаса, нагруженный пушками павших товарищей и с термосом в руках. Из сухарки разгрузочного жилета вытащил несколько помятых бутербродов. Протянул их мне, как рабы подношение египетскому фараону.
— Прошу, господин.
Бутерброды это, конечно, не суп-гуляш в свежем чёрном хлебе, но тоже пойдёт. Пахнет недурно. Пока Поганенький раскладывал передо мною найденное барахло, я осторожно приоткрыл термос. Понюхал. Ёжкина ж ты кошка! Неужели чай?
Ещё один мощный вдох. Ох, какой аромат чудесный! Листовой чаёк-то, не из пакетиков богомерзких! Слава всему хорошему, есть на свете справедливость. Так что, устроившись на обочине дороги и тщательно пережёвывая булку с сыром и маслом, да запивая чаем, я чувствовал себя вполне себе сносно.