— Да какой там бой, — отмахнулся я. — Так, потасовка.
— Скромность это восхитительно прекрасно, но сейчас излишне. Прошу засвидетельствовать моё почтение, господин Артемьев! Они тут полкурса замордовали. Может теперь успокоятся. Хоть и беда с ними случилась страшная…
— Боюсь, что теперь для успокоения им понадобятся специалисты, — осторожно предположил я, почувствовав на себя чей-то пристальный взгляд. Осторожно повернулся. Ну, понятное дело. Анастасия была тоже здесь и холодно наблюдала за происходящим, то и дело, переводя на меня пристальный взор. Мы схлестнулись взглядами. Её подозрительность и моя невинность. Максимальная невинность. Старательная невинность. Может быть, даже слишком старательная. Этим-то и спалился.
Ресницы Насти колыхнулись в изумлении, но слабость она проявила только на миг. Губы распорядительницы плотно сжались, глаза сощурились. Говорю же, умная девчонка. Сразу всё поняла.
— Говорят, у обоих дар сгорел, — продолжил долговязый.
— Слава Иисусу, — бодро заметил Бойцов.
— Плохо говорить так… Они же люди.
— Думаете? — хмыкнул мой новый знакомый. — А вы для них людь?
— Ваша правда, ваша правда, — тяжело вздохнул долговязый.
Жидкоусого, наконец-то, окончательно закутали в одеяло и повели, или скорее потащили, куда-то к выходу. Рошенов всё пытался вырваться из рук крепких охранников и хихикал им в лицо, будто ничего смешнее красных физиономий в жизни не видывал.
Я снова почувствовал на себе взгляд. Но уже не Настин. Это был Тонкий из свиты маркиза. Моя будущая жертва прибежала посмотреть, что стало с хозяином. Тоже всё правильно осознал дворянчик и теперь таращился на меня весь бледный от ужаса. Я медленно поднял палец, навёл его на него и губами произнёс «пуф».
А где-то в далёком лесу один маленький Поганенький попытался выстрелить в небо из несуществующего оружия. А затем, осознав, что подводит хозяина, африканец заметался по чаще в поисках чего-нибудь стреляющего. Ну, хотя бы какой-нибудь завалящей штурмовой винтовки. Ситуация, конечно же. Господин ведь сказал «пуф», а верный слуга не открыл огонь. Позор!
Ладно, отбой, Поганенький. Отбой! Эту команду мы тоже изучали.
Напуганный моим жестом Тонкий моментально исчез в толпе, будто ожидая, что по нему откроют огонь прямо сейчас, при свидетелях.
Когда болезных увезли и толпа рассосалась, Анастасия подошла ко мне. Встала напротив, скрестив руки на красивой груди.
— Илья, это ваших рук дело? — тихо спросила девушка. Ну что за вопросы? Ну в каком мире люди на подобное отвечают: «Да»? Ты же не дурочка, Настя! Не разочаровывай меня!
— Простите, госпожа Анастасия, я не понимаю вас… — сдержанно ответил я.
— Мальчики, так внезапно пострадавшие, вам совершенно точно друзьями не являются. Таких серьёзных конфликтов, как с вами, у них больше не было. Убедите меня, что это не ваша работа!
Я выпрямился, максимально изобразив негодование.
— Извините, госпожа распорядительница, я не понимаю ваших намёков. Вы обвиняете меня в том, что я что-то сделал с господином Рошеновом и…
Я нахмурился.
— Господином Дибровым, — подсказала мне Анастасия. — Илья. Это не обвинение. Это вопрос. Я уверена, что дознаватели Академии и Комиссии по делам Одарённых сразу придут к вам. Больше не к кому. Потому хочу понять, смогу ли вам помочь. Позвольте, я спрошу ещё раз: это ваших рук дело?
— Я не стану отвечать на этот вопрос, — я резким жестом протянул ей визитку Павла Кривенко, моего нотариуса, оставшегося в Пушкинских Горах. — Можете связаться с моим адвокатом.
Отшучиваться в такой ситуации не стоит. Она пусть и простолюдинка, но врагом может быть опасным. Если только я не поправлю немножко её контур.
Плохая мысль. Фу, Илья. Хватит. Мы так больше не поступаем. Как-то не по-людски выходит. Приятно, просто, но не по-людски. Девушка очень хороша, и ломать её мне совсем не хочется. Это же как шедевры художников дорисовывать. Вроде бы фрукт-фрукт, грудь-грудь, но совсем не то же самое, мать его!
Анастасия взяла визитку, не отводя от меня прекрасных глаз. Приблизилась так, что я смог почувствовать её дыхание.
— Илья, что вы наделали. Это ведь преступление.
— Это оскорбление, обвинять меня без доказательств, — наклонился к ней я. Между кончиками наших носов оставалось не больше сантиметра. Настя сдалась первая. Её взгляд метнулся вниз, на мои губы. Но только на миг. Щёки зарозовели, но глаза сощурились ещё больше.
— Всего хорошего, Илья Александрович.
— Всего хорошего, госпожа распорядительница.