Оставшийся в одиночестве Басков не успел ничего сделать. Бледный, вспотевший, он встретил атаку паладинов несколькими молниями, сменив стихийную магию на кинетическую, а затем и на энергетическую. Оладушкин нейтрализовал все заряды, чувствуя, как тают под ударами его силы. Одну атаку сдержать проще. Когда противник ошибается, то его всегда можно и контратаковать. Это как фехтование, просто вместо оружия — заклинания. А когда рвущиеся вперёд воины ловят телом пули и магию, не пытаясь уклоняться от них, это очень сильно напрягает силы. Будто с двуручником против комаров выходишь, и при этом справляешься с назойливой мелочью. Вот только какой ценой.
Разумовский сразу же после начала боя покинул концертный зал, прикрывшись телами охранников.
— Толя! Толя! — заорал Басков, озираясь в поисках Носкова. — Сука ты!
Одарённый сорвался на визг, вваливая всю мощь в Зоркого, но это никак не помогло чародею. Потому что за спиной паладина уже стоял Оладушкин, отражающий атаки Баскова и, одновременно, удерживающий щиты на остальных воинах церкви. Пламя стекало с фигуры одноглазого паладина, не причиняя ему вреда, и предводитель святых бойцов без труда добежал до Претендента и взмахнул двуручным крестом, как лесник на лесоповале.
У Баскова не было ни единого шанса. Клинки паладинов проходили множественную обработку у лучших чародеев. Каждый такой крест был ручной работой. Да, он не предназначался для борьбы с людьми, но должен был крошить чародейские барьеры как масло.
Щиты одарённого треснули один за другим, и Басков даже удивиться не успел, когда стальное лезвие рассекло его от ключицы и до бедра. Оладушкин, смахнул пот с лица и остановился, стараясь не терять ритм боя. Каждая пуля нагружала щиты вокруг паладинов и отнимала силы Святослава Игнатьевича. Воины церкви сеяли смерть, заливая пол кровью солдат, но двигались очень медленно из-за свинцового шквала. А выход из концертного зала и вовсе оказался перегорожен массивными щитами, за которыми укрывались стрелки. Когда застучал пулемёт, Оладушкин нашёл в себе силу подавить огневую точку, но из-за этого потерял одного из подопечных и понял что отвлекаться нельзя. Один из святых воинов попытался пробиться сквозь заслон, но это превратилось в неуклюжее бодание. Ударить как следует паладин не мог, из-за проёмов, а солдаты в свою очередь не могли прикончить бронированного гиганта, расстреливая его в упор.
Каждый выстрел отбирал силы!
— На помощь! — заорали сзади. Оладушкин оглянулся: пулемётчик, которого Претендент угробил, оказался не дураком. Стрелок выбил клириков второго отряда, и святые воины остались без защиты. Маги Первой Церкви не смогли выдержать направленный на них свинцовый дождь. А когда Оладушкин накинул щиты на уцелевших паладинов, тех в строю осталось только двое. Причём один был тяжело ранен.
Вот только бронированные гиганты, неуязвимые для пуль, и в таком малом составе могли удержать позиции. Если только…
— Выстрел! — заорали откуда-то сзади, и с дымным следом из дальнего прохода в Оладушкина полетела ракета. Щит! Ещё один. От взрывной волны его отбросило на несколько шагов, но даже в падении он смог удержать все щиты сразу, чтобы спасти себя и оставшихся паладинов от осколков.
— Выстрел! Выстрел! — било по ушам сначала криком, а затем горячими взрывами. Последний паладин у дальних дверей пытался пробиться через баррикаду, чтобы достать гранатомётчика, но его откидывали назад шквальным огнём. Полностью погасить энергию пуль Оладушкин не мог. Тупиковая ситуация.
Перед глазами плыло от взрывов и непривычного истощения. Святослав Игнатьевич упал на колени, пытаясь удержать щиты не только на себе, но и на всех участниках сражения. Взрывы обтекали его фигуру один за другим. От одного из разрывов он на миг потерял сознание, из-за чего тут же погиб один из паладинов.
Проклятье! Он не справляется! Слишком много врагов! Их заперли в этом зале, и могучие латные воины никак не могли выбраться из ловушки.
— Выстрел!
Всё существование Святослава Игнатьевича сузилось до образа нескольких игрушечных фигурок, которые непременно надо было удержать под щитами во время камнепада. Он почувствовал, как по лицу струится вода. С удивлением отёр её ладонью и уставился на окровавленную пятерню, искренне недоумевая, что же произошло.
— Выстрел! — голоса становились всё глуше из-за заволакивающего уши тумана. Во рту пересохло, он упал на четвереньки, выдавливая из себя последнее и наблюдая за боем уже исподлобья. Взрывы будто бы проходили сквозь него, мимо, но обдавали жаром каждый раз. Сил больше не оставалось.