Чего-то она перечитала своих романчиков о благородных героях. Нет, какие-то помыслы во мне и правда были несколько благородными, но в планы героическая гибель совсем не входила. Просто некоторый разумный подход на случай неудачи.
— Верь в меня, душа моя. Я всё продумал.
— Тогда возьми меня с собой!
Я снова помотал головой.
— Илья!
О, это не очень хорошо, раз мы перешли к полному имени. Вот только на решение повлиять никак не сможет.
— Я пойду один. Это никак не оспаривается, любовь моя, — спокойно сказал я. — Просто мне так будет спокойнее. Прости. В прошлый раз мы хотели исколоть его мелкими башнями, отпугнуть, исцарапать и только потом ударить. В этот раз я буду бить сразу.
— В этот раз он будет знать, что его ждёт, и не подставится! — воскликнула Княгиня.
— У меня есть кое-что для того, чтобы его удивить, — правда, пока всё на уровне фантазии, но всё-таки.
— У тебя не хватит…
— У меня всего хватит, — перебил её я. Если бы мог взять за руку, то обязательно бы взял. Вместо этого посмотрел ей в глаза внимательно-внимательно. — Я знаю, что я делаю. А когда вернусь, можем вернуться к разговору о создании для тебя подходящего тела. Если тебе это будет ещё интересно.
— Ты не вернёшься, — твёрдо заявила она.
— Тогда ты ничем не рискуешь.
Наступила пауза. Княгиня испытующе смотрела на меня, размышляя, а затем порывисто кивнула.
— Хорошо! Если ты вернёшься…
— Когда я вернусь, — терпеливо поправил я.
Она закатила глаза, но поправилась:
— Когда ты вернёшься, поговорим об этом ещё раз.
— Вот и договорились, тепло моего сердца.
— Я не хочу тебя терять, — тихо произнесла Княгиня.
— Я тоже в этом не заинтересован, — подмигнул я в ответ.
Она чуть улыбнулась, хоть глаза и остались грустными-грустными.
Обухов приехал через два с половиной часа после звонка и, о удивление, привёз с собой иссушённого годами Гарибальди. Пожилой специалист по контурам при виде Оладушкина зацокал языком, склонился над лежащим и приступил к работе сразу же, даже не пытаясь попросить нас отнести Претендента в машину. Тут двояко, конечно. Либо всё плохо, и Оладушкин собирается посетить небесные чертоги, либо всё хорошо, и получится спасти его дар.
— У тебя всё вышло, друг мой? — спросил Андрей, когда мы отошли чуть подальше от суетящегося над телом Гарибальди.
— Пока не всё, но я в процессе. Разобрались с Кострубиным?
Обухов презрительно фыркнул.
— Он в бегах. Нам была благосклонна удача, и явилось знание о его постыдном бегстве из Пушкинских Гор в тот же вечер, что осенил на свет освобождения.
— Его бы теперь отыскать…
— Не сомневайся, друг мой, я уже испросил славных представителей городских ищеек проследить за всеми близкими нашего блудного Игоря. Мы его отыщем, клянусь честью рода. Такое предательство не прощается.
Какой молодец. А я вот мог простить. Я же очень милосердный. Хотя, честное слово, не в этот раз. В этот раз я бы и отравленную тварь подсылать не стал бы. Сам бы пришёл. Впрочем, при большом желании, можно было бы оправдать даже такой поступок.
Вот только такого желания я на данный момент не наблюдал.
Мастер Гарибальди возился с Оладушкиным до самого утра. Мы пару раз хотели приблизиться к старику, но тот отгонял нас сердитым шиканьем и резкими жестами, мол, пошли прочь! Спорить с человеком, занятым работой, поступок неразумный. Потому мы устроились что в отдалении, наблюдая за тем, как работает специалист по контурам, и обмениваясь ничего не значащими комментариями, которые обычно рождаются в уставших мозгах. Несколько раз Гарибальди ходил к машине, хлопал дверьми, доставал что-то из саквояжа, бубнил себе что-то под нос, а потом возвращался к лежащему без сознания Претенденту.
В итоге я задремал, привалившись спиной к тёплому стволу дерева. Очнулся от того, что завалился на плечо Обухова, сидевшего рядом, и одеревеневший князь с облегчением выдохнул.
— Пародньте, — сказал я ему.