От бунгало вела мощенная гладким камнем тропинка, ведущая прямиком на пляж. И, сняв туфли и носки, по этой тропинке я и направился, наслаждаясь приятными ощущениями от теплых камней и мягкого песка под ногами.
Вышел из-за зарослей и пальм, обзор пляжа стал шире, и я вдалеке увидел, как в шезлонге под большим оранжевым зонтом сидит загорелый, слегка потолстевший Зунар в больших круглых солнечных очках. Рядом на маленьком низком столике стоял высокий стакан с золотистым напитком, опустошённый наполовину. Зунар кажется задремал, потому что не заметил, как я подошел.
Я слегка наклонился и шепнул ему почти в ухо:
— Здрава, Зунар.
Он встрепенулся, очень медленно повернулся и, сорвав солнечные очки с глаз, ошалело вытаращился на меня.
Я улыбался во весь рот, откровенно радуясь встрече. Зунар же явно не мог поверить, что это действительно я. Завороженно встал с шезлонга, даже слегка похлопал меня по щекам и, посмотрев на солнце, потрогал собственный лоб, очевидно решив, что его хватил солнечный удар.
— Зунар, это я, — сказа я на вадайском, не в силах сдержать улыбку.
Зунар что-то быстро ответил, из чего я смог вычленить только "Азиз" и "как".
— Я пришел вернуть вас домой, — сказал я заранее заученную фразу.
— Домой? Как? — ошарашенно уставился он на меня.
— Я узнал, как можно избавиться от родового проклятия, — сказал я медленно, вспоминая правильные слова. А после достал из кармана родовые медальоны Тивара и показал Зунару.
Он с ужасом отшатнулся и тут же осыпал меня непереводимыми ругательствами.
— Они останутся здесь, — сказал я и, замахнувшись, швырнул их подальше в океан. — Здесь они не работают, здесь нет шакти.
Зунар какое-то время глазел в замешательстве то на меня, то на то место, куда улетели медальоны, затем на секунду задумался, а после — его лицо озарила радостная, но не без сомнений улыбка. Он что-то спросил и с надеждой уставился на меня. Я предположил, что он спрашивает: правда ли это. В ответ я уверенно кивнул.
Зунар, не помня себя от радости, схватил себя за голову, взъерошил волосы, что-то безумно бормоча и глупо улыбаясь. Потом он снова уставился на меня озадаченно и что-то спросил. Я разобрал только слова: "как" и "дом". Видимо, спрашивал, как мы вернемся домой.
Я показал ему браслеты Мараны и сказал:
— Шакти — врата.
Но Зунар явно не понял меня. Я махнул рукой, мол, сейчас поймешь и сказал:
— Собирайся.
— Рейджи хами сабджи руха, — сказал Зунар.
Я нахмурился, пытаясь понять, что с Рейджи и где она.
Зунар снова и ещё раз повторил тот же вопрос, и наконец до него дошло, что я его не понимаю.
— Она пойти рынок, — на очень плохом английском сказал Зунар, чем рассмешил меня.
Но только он закончил фразу, как позади кто-то испуганно вскрикнул. Я обернулся, а там, уронив сумки с продуктами и прижимая руки ко рту, стояла изумленная Рейджи.
— Ну, значит, теперь можем возвращаться, — обрадовался я, и указав на Рейджи Зунару, и ткнув в себя пальцем, дал ему понять, чтобы он ей все объяснил.
Несколько минут ушло на то, что они, возбуждённо восклицая, по-видимому, обсуждали моё появление и предложение о возвращении домой. Когда и Рейджи, наконец, стала в курсе того, что проклятие рода позади и теперь можно возвращаться, она шумно с облегчением выдохнула и с какой-то остервенелой радостью пнула сумку с продуктами — этот жест мне сразу стал понятен. Наверняка Зунар, привыкший жить в роскоши и окружении слуг ничего не делал, а домашней работой кому-то все же заниматься было нужно. И тут сомневаться не стоило, что эту работу взвалила на свои плечи Рейджи, которая в свою очередь тоже никогда не касалась уборки, готовки, стирки и прочих домашних хлопот. Да, очевидно тяжко пришлось здесь хемовским аристократам.
Рейджи, что-то быстро мне сказав, умчалась в дом за вещами.
Зунар все это время стоял, довольно улыбаясь, и что-то говорил мне. Окинув себя придирчивым взглядом, он цокнул, что-то забурчал и тоже направился в дом. Похоже, решил, что пляжные шорты слишком неподобающий вид для нары клана и нужно переодеться.
Пока я их ждал, заметил вывалившиеся из сумки рамбутаны, сел в шезлонг и, очищая волосатую шкурку и смакуя экзотический плод, любовался неспешно накатывающими на берег волнами. Тишина и покой — теперь таким редким мгновениям передышки я придавал куда больше значения. Буквально глоток свежего воздуха. Когда чего-то лишаешься, что раньше воспринималось как само собой разумеющееся, начинаешь это очень ценить.