6933 год со Дня Падения Глыбы. Фермерский вопрос.
Эль Траск разошёлся не на шутку: он избивал этого парня в белой майке и не собирался останавливаться. Парень был из сономитов, беженец, который перебрался с семьёй в трущобы Генцелада и надеялся найти достойную работу. Но пока что сономит, ещё не такой коричневый и твёрдый, потому что недозрелый, воровал еду, одежду и, если повезёт, статы у зазевавшихся пассажиров в аэропорту или на станциях метро. Эль достучался до мутной коричневатой крови, густой и тягучей.
- Фу, мразь! - выругался Эль, оставив измочаленного сономита на траве, и оттирал руки от липкой крови. - Сраное бревно, только изгадился!
- Ну, ты закончил? - спросил я, дожидаясь, когда Эль отомстит за пару статов, которые сономит выудил из его кармана в автобусе. Мы ехали на ежегодный праздник мяса, который устраивал Ларри Годони.
- Далеко ещё?
- Откуда ж мне знать, это ж не я драл цыпочек в особняке Годони, - поддел я Эля.
- Иди к Хсару, Инси. Поехали.
Всё верно, автобус, забитый пассажирами, и водитель ждали, пока взбесившийся Эль разукрасит «деревянного» паренька, и только теперь, когда мы заняли свои места, тронулся дальше. Мы собирались ехать на машине, которую Эль прикупил на заработанные у Годони статы, но за день до праздника Эль въехал на ней в коротнувшего дрота, ни с того ни с сего выскочившего на проезжую часть. Ремонт затянулся, и мы купили билеты на пригородный рейс до Нута, местечка в ста километрах от Генцелада.
Описывать роскошь, в которой живут богатеи, скучнее, чем слушать декламацию виршей влюблённого поэта. Мясо вышло сказочно вкусным, а медовуха оказалась слаще губ Джулии, в чём я ей, конечно, никогда не признался. Запомнилось мне утро следующего дня. Поднялся с песнями петухов, и застал не успевшую испариться росу. Я вышел на воздух, закурил. Тогда я курил сигареты: табак пережжённый, горький. Из хлева вылез Годони. В рабочей одежде, похрипывая, он напомнил родного отца, лицо которого я уже подзабыл, но образ, осанка - всё это осталось на подкорке.
- Инсар, мальчик мой, набери водички, хрюшкам попить, - попросил он. Я сбегал к колодцу.
- Прокатимся? Покажу тебе диких коров. Видал когда-нибудь?
- Неа, но слышал, их завезли с севера, из Олос-Марка?
- Вывели и расплодили, а теперь толкают по десять штук за тушу, - сказал Годони и скрылся в хлеву. Вернулся, сполоснул руки в ледяной воде, умыл лицо. - Составишь компанию старику?
Я согласился без колебаний.
Годони притащил охотничью сумку, закинул в грузовик и уселся за руль. Годони переоделся и выглядел как всегда респектабельно, в глаженых брюках, полосатой сорочке и безрукавке. Мы ехали около часа. Я пялился на его густые усы и бакенбарды, осознавал, но всё никак не мог поверить, что остался наедине с криминальной горой Генцелада. Ларри курил сигару, только венмарский табак, приятный, с запахом кофейных зёрен.
- Нравится? Гляди, какие просторы, дух захватывает! - сказал Ларри и вдруг. - Мануэль ручается за тебя, говорит ты парень со светлой головёнкой и золотыми ручками, да?
Я кивнул, но промолчал.
- Небо чистое, как исиудская водка, чтоб её! Ночью звёзд будет - усрёшься считать! А ты знаешь, что созвездие «мокрая курица» видать только вот в такие ночи, когда ни ветра, ни облака? Красотища, сынок, ахерительная! Там звёздочки пам-пац-пам, сверкают, искрятся, брякают, сука, как бриллианты какие-нибудь. Только краше, хлестче! Ох, мальчонка, я покажу тебе «мокрую курицу», ты одуреешь!
Ларри ругался, как бог. Может всему виной почти мифический ореол, но мне казалось, что более гармоничных ругательств я никогда не слышал.