6935 год со Дня Падения Глыбы. Изгнание.
После карнавала Эль изменился, стал хмурым, резким, ввязывался в потасовки и всё чаще брался за самые безумные задания. Он стал напоминать трудоголика, который запивает горе трудом, только вот трудился Эль Траск обычно кулаками или жал на спусковой крючок. Бизнес Годони разрастался, Эль приносил ему выгоду. Мелкие точки, которые держали мглхорнцы, весекты или октоские бродяги, переходили во власть Ларри по обоюдному согласию или после демонстрации силы. Эль несказанно расстраивался, когда спор заканчивался мирным соглашением.
Джулия завершала юридическое образование, и мы с ней виделись только по праздникам. Я же пропадал в госпитале, зашивал работяг после травм на заводе, пацанов, которые неудачно спрыгнули с забора, и много кого ещё. Стэн стал подпускать меня к сложным операциям, и результаты ему нравились. В свободное время я спал, ел и штопал ребят Годони. Парочке даже жизнь спас, но всё равно их убили через неделю. Эль был моим постоянным клиентом. Однажды я наложил ему девятнадцать швов. «Тебя какая зверюга потрепала?» - спросил я у Эля. Он отмахнулся, закурил и улетел в облака. В последнее время он там пропадал сутками, а приземлялся лишь для того, чтобы выбить статы для Годони.
Та ночь ничем не отличалась от других. Мы встретились после очередного рейда, Эль истекал кровью, но отшучивался. Я обработал раны, зашил, и мы спустились вниз, в бар. С умыслом или нет, не знаю, но ту встречу Эль организовал в «Левантоне». Сказал, что это самая близкая дыра, откуда нас не вышвырнут. «Левантон» принадлежал Таризо, но с кланом Таризо у Годони был мир, так что нас, в самом деле, никто не выгнал. Кабак меня напрягал, хотелось поскорее отсюда убраться. Повсюду пошлость: бордовый интерьер, винтажные столики и кресла, приглушённый свет, как в уборной. Танцовщицы полуголые, грациозные, но не возбуждающие. Элю здесь нравилось. Мы расселись напротив входа, оценивали зашедших девчат, Эль посылал воздушные поцелуи на сцену, своим нимфам. С ними его познакомила Шарли.
Выпивали, и меня клонило в сон. Завтра важный день - показательная операция на поджелудочной возрастного пациента. От итогов операции зависело моё будущее. Пропустить - значит выбросить семь лет обучения в мусорный бак и забыть о карьере хирурга.
За соседним столиком напивались молодые илейцы. Все мужики крепкие и наглые. Они сорили деньгами, хотя богачами не были. Шахтёры с апатиниумовых шахт. Им платили по три тысячи статов в месяц, а за шестьдесят тысяч счастливчик мог прикупить трёхэтажный дом где-нибудь на окраине Генцелада. А если не повезёт, отравиться или спятить при добыче. Большие деньги оправдывали риски, и сейчас статы отправлялась в трусики артисток, хоть они и не были стриптизёршами. Мы с Элем посмеивались, шутили, что завидуем. Один из шахтёров стащил девчонку со сцены, сжал своими ручищами её талию и настаивал на минете. Эль напрягся, с этой малышкой в салатовом трико они дружили. К шахтёрам подошла охрана кабаре, завязалась потасовка, которая переросла в драку. Пятеро здоровых копателей отдубасили всех, кто на них лез, и подзуживали новых смельчаков. И один нашёлся. Высоченный силуэт возник из затемнённого угла кабаре. На нём висел дождевик болотного цвета. Когда широкоплечий выскочка стянул капюшон, хари шахтёров приобрели злорадный блеск. К ним вышел широзай - представитель расы отщепенцев, живущих на болотах за сономитскими землями близ Шрама Земли. Широзаев презирали за внешность: скособоченные морды, уродливые тела. Кожа этого широзая будто сварилась в кипятке, торчали острые уши и зубы, а вместо носа - две дырки. На морде сидели прямоугольные очки в тонкой оправе, глазища, как у кошки. Широзай сначала уставился на меня, потом что-то рявкнул на родном и вмазал бородатому шахтёру, отправив его на покой. На широ накинулись вчетвером, лупили и резали. Хозяйка кабаре вызвала фалангу досмотра, но Эль не дождался. Он разбил полупустую бутылку водки, из которой на бордовый ковёр вылились остатки, и полез на подмогу. Я хотел оттащить Эля, но получил удар в челюсть и грохнулся на задницу. Будучи щуплым снаружи, Эль обладал талантом нокаутёра. И если бы не рана, я не исключаю, что всё могло закончиться чистой победой случайного дуэта.
Эль успел одному порезать глотку, второго проткнуть в живот и царапнуть третьего по щеке. Широзай двигался, как воин, владел телом и навыком боя. Остался четвёртый, самый жирный из компашки, самый свирепый. Он лязгал зубами, пятился, размахивал ножом. Ввалилась фаланга досмотра и дозора, человек десять. Они заорали, загремели и повязали всех, в том числе и меня. Нас отвезли в отдел, зафиксировали, как всё было, выписали штраф. Нас с Элем отпустили глубокой ночью. Мы брели пешком из района Робуста, таксомоторы куда-то исчезли, а до железнодорожной станции ещё идти и идти. «Отвязно погудели, - сказал Эль, - только бы швы не разошлись». - «Чего ты влез? Еле ходишь, а нарываешься». - «Не мог я глазеть, как девок моих лапают. Ты б смог, если бы там Джулия была?» - «Причём здесь Джулия? Не впутывай её!» - «Опять ты за своё, зануда. Ты с девкой своей все яйца растерял, ходишь за ней, как собака, клянчишь потрахаться и вылизываешь её...». - «Заткнись, Эль! Предупреждаю, закрой рот!» - «Или ты мне врежешь? В меня сегодня стреляли из пяти стволов, а потом помяли какие-то ублюдки из подземелья. И не стыдно тебе, друг мой, так вести себя? Как свинья! Угрожаешь, трясёшь своим мифическим хозяйством, когда не просят. А что ж ты отсиживался, когда меня трепали? Даже грёбаный широзай не сдержался, а ты просто сдрейфил, Инси!» - «Катись к хсару!» - сказал я и свернул в переулок.