Проснулся от смачного запаха жареного мяса. Обнаружил себя на земле. Голова замотана тряпкой, стянута жгутом нога. Чуть оклемавшись, я понял, что лежу на какой-то подстилке и облокачиваюсь на здоровенный булыжник. В небе пылала серебряная луна. Какой же огромной она была. Костёр разбрасывал искры, я согревался. Темнота в пустыне переносилась не так, как в городе или даже где-нибудь на природе вблизи бензоколонки или закусочной. Сначала тебя обступали просторы, от которых голова шла кругом, и стоило свету потухнуть, как эти дали съёживались до пределов уютного хруста поленьев, которые подбрасывал широзай из «Левантона». Его прямоугольные очки запотели, и он протёр их белой тряпочкой. Посадил очки на лицо, зацепив крючкообразные дужки за острые уши. Они держались, хотя носа как такового у широзая не было. Я прочистил горло, болела грудь. Пискнул и прохрипел:
- Вода есть?
Широ глянул на меня, протянул бурдюк. Я выпил чистой воды без всяких примесей или осадка. Такой чистой мне пить не доводилось.
- Вкусно, - сказал я, - спасибо. Ты спас меня или взял в плен? Мне без разницы, «Барда» или куда там мы идём.
- В болотный край, - пробурлил широ, - и я тащил тебя на своём горбу.
- Я ж не просил, верно?
Широ кивнул, соскрёб мясо с прута на помятую газету. Не знаю, что это было, но оно запеклось до корочки. Спросил, что мы едим, и широ ответил, что кролик. Размечтался, понадеявшись, что будет крыса или змея какая-нибудь, а тут всего лишь кролик. «Всего лишь? - спросил широ. - Кролик-солнцебрюх. Слыхал?» Я сказал, что всю сознательную жизнь прожил в городе, охотился только в детстве, а на севере никаких солнцебрюхов не водится. «Его туша - вот, - широ развёл руками, - и он изрыгает пламя. Я чуть его ужином не стал, пока выслеживал». - «Глупости, если б такая хрень существовала, все бы о ней знали». - «И ты мне что ж, не веришь?» - «Я даже имени твоего не знаю, а ты про доверие». - «Измир Тесума Ко-Ланди, но ты можешь звать меня Тесума. Или Ланди. Как хочешь, так и зови». - «Я - Инсар». Тесума подал мне газету с мясом и кусок белого хлеба. Ел я с аппетитом. Котелок трещал так, будто по нему разом врезали тысячей поварёшек. После еды слегка полегчало. Попытался встать, но стрельнуло в ногу, и я опять уселся. «Проткнул», - сказал Тесума. «Что случилось с поездом? Я отключился, ничего не помню».
- Состав догнали дикари, завалили на бок и разграбили. Я успел тебя найти раньше джемерского топора, - рассказал Тесума.
- Откуда ты взялся?
- Ехал на том же поезде, но в багажном отсеке. Пролез и спрятался.
- Зачем?
- Хотел вытащить тебя при первой возможности, - ответил Тесума с каменной физиономией. Не продолжай я допрос, он бы на том и закончил. Тесума хоть и был широзаем, омерзительным в представлении многих людей, сономитов и детрийцев, мне показался сообразительным и дружелюбным. Но к его ошпаренной роже я привык не сразу.
- Зачем?
- Друг твой погиб из-за меня, знаю. Читал газету, - он кивнул в сторону смятой подстилки для мяса, - а ещё кое-что почувствовал там, в кабаке.
- Ну же, что?
- Инсар, мой новый друг, я хочу, чтобы ты разделся, - сказал он на полном серьёзе. Я засмеялся, но его пугающая мина в очках не менялась, оставаясь такой же непроницаемой.
- И в третий раз, зачем?
- Надо проверить.
Что-то зачастил я с публичным стриптизом в последнее время, но раз настаивает каждый второй.
- Может, этого хватит? - я попытался снять обувь, но больная нога мешала. - Сними. Только не дёргай.
Тесума стянул мой ботинок, размотал портянку и прикоснулся к пятке. Щекотно. Я отдёрнул ногу, и боль сразу вспомнила обо мне. Тесума поглазел на мою пятку, даже принюхался к ней. Не знаю, что он там учуял, но воззрел на меня, как на мессию и приобнял.
- Искал и обрёл, - возрадовался Тесума, - друг мой, Инсар, ты послан мне небесами.
- Что ты там увидел? Чего особенного нашёл в моей заурядной пятке?
- Родинка там, - он указал на ступню, которую я уже прятал в ботинок, - отметка жреца. Ты войдёшь в Гнелов Камень. Ты сможешь, мне подсказывает трель ПоВязи.
- ПоВязь? - переспросил я.
- Потусторонняя Вязь. Она везде, вокруг тебя, вокруг меня. Она пронизывает всё живое, но только особенный человек или, - он приложил руку к своей широкой груди, - ославленный широзай ощущает её. И ты тоже ославлен, потому что тебя отметили.
- Отметка? Чья? - не унимался я с вопросами.
Тесума помотал своим лысым варёным кочаном:
- Некто, шепчущийся с ПоВязью, оставил след на твоей коже. И больше ничего не спрашивай. Ведун моего залмана скажет краше.
- Залман - это что-то вроде поселения? И мы туда направляемся?