- Что вам известно про «Улитку»? - обеспокоился Хансен.
- Хрен я тебе что скажу, сивая ты морда! - гавкнул Годони. - Понервничайте, ссыкуны! Вам полезно.
- Зачем вы тогда согласились на предложение? - спросил Хансен.
- Вот тупица! - кашлянул Годони. - Проваливай!
Хансен вздохнул, глянул на руки - на Годони. Откинул полу плаща, вынул из кобуры подмышкой автоматический пистолет и прострелил Ларри грудь, живот, плечо и пах. Встал в упор и продырявил старику макушку. Сунул пистолет в кобуру, вышел под ливень, поднял воротник. Осмотрелся и мелкими перебежками, минуя разухабистые грязевые ямы, поскакал к дороге. Поскользнулся, потерял равновесие и упал на колено, перепачкался. «Грёбаная дыра!» - выругался Магнус, отряхнул брюки, но пятно уже въелось, не отставало. Плюнув, он выгнулся, смахнул вымокшие волосы, сделал шаг. Замер, будто вспомнил что-то судьбоносное. Моргнул и сглотнул. Ливень не утихал, молния тоже не унималась. Магнус взглянул на плащ, развязал пояс. Под одеждой на сорочке проступила кровь. В него выстрелили и попали. Свист - и в груди Хансена появилось свежее отверстие. Опять свист - на сей раз, пуля пробила парню череп. Магнус завалился в грязь. Из подлеска вылез вымокший до нитки Соломон Траск со снайперской винтовкой на плече. Он осмотрел труп фалангиста: мертвее мёртвого. Зашёл в дом, простился с Ларри, забрал договор и вышел. Загорелись лупоглазые фонари пузатого седана. Машина объехала труп Хансена и направилась в сторону города.
Арест. Гнев. Поражение. Тяжёлый вечер Килоди.
Генцелад провожает мелким дождём. Сегодня не так сыро, хотя туман встал густой, мглистый. Из-за него чуть не отменили рейс. Пожитков я не брал, так что лёгкая сумка не мешает проталкиваться в очереди пассажиров особенного поезда. Опять люди не бедные, они первые сматывают удочки, когда окружение становится агрессивным, непредсказуемым. Не знаю, что их ждёт в Маникуре. Или они выйдут где-то по пути? Но пустыню пересекут наверняка, иначе какой смысл в дорогущем билете.
Ночью не мог заснуть. Мерещились морды спорящих бандитов, опухшие глаза Годони. Я видел его гибель, но не вмешался. Он попросил не лезть, и я поверил. Ещё под окнами «Серпенто» взрывали петарды, или гранаты? Хлопки получались хилыми, но выспаться всё равно не удалось. Звонил Джулии, но она не отвечала. Потом Кук сообщил, что она занята, затем сказал, что покинула город. Не попрощавшись? Я хоть и виноват, что не всплыл раньше, но сейчас хотел проститься. Великое разочарование наша первая большая любовь. И не менее громадная ошибка полагать, что любовь эта необъятная, всепроникающая и затмевающая собой солнце. Глупости. Такая любовь - это фантом, привязанность, где ты отыгрываешь роль, которую сам себе же и определил. Я плохой игрок, да и герой мой получился неуверенным, слабым и хрупким. Правда, в том, что все эти годы я мечтал об избавлении от зуверфов. Но я обманывал себя. Как и с Джулией. Их бы поменять местами, возлюбить палачей и отпустить мечту. Быть может, тогда бы я познал себя, прикоснулся к гармонии, научился видеть курицу на звёздном небе? Пойти против воли, сделать, как надо, а не как велели! Годони-то, может, и решил, что ему пора к той самой курице, но я бы завязал спор, в котором смог его переубедить. Время есть? Блондин будет стрелять. Бах - и темнота! Следующий рейс через семь дней. Подумаешь, какие-то дни. Выпишу банковский чек, протяну.
- Килоди? - цапает за плечо служивый досмотрщик. Я подозреваю, что не к добру.
- Ну?
- Вы арестованы по подозрению в организации убийства. Пройдёмте со мной.
Похоже, что город так просто меня не отпустит.
- Годони мёртв?
- И он тоже.
- А кто ещё? Траск?
- Нет. Пройдёмте со мной, - тащит меня, щёлкает на моих запястьях наручники.
- Кто ещё?! - настаиваю.
- Офицер Хансен, - говорит и выдёргивает меня из очереди.
М-да, дела. Вот и навестил старого приятеля.
Меня помещают в каюту временного изолятора. Светлая и просторная комнатушка. Полка с книгами, кровать с матрасом и стопка газет. Даже уборная отгораживается ширмой. Сюда попадают до решения суда, поэтому условия комфортные. Ведь подозреваемый может оказаться невиновным. К слову семь лет назад я ждал суда в выгребной яме. Тогда оспаривать вину никто не взялся, да и какой смысл?