Комкаю письмо, бросаю в мусор. Отписка, в которой ни слова от прежней, любимой мною неунывающей Джулии, будто не мной, а ею завладели жуткие тени.
Если существует хотя бы крупица правды в том, что зуверфы - это частички мифического существа Хсара, бога страдания, то он делает мне королевский подарок. Но всё начинается комкано, не так обычно преподносят дары. На меня наезжает тарахтящий мотоцикл, но я успеваю отскочить в сторону. Мотоцикл барахлит, из выхлопной трубы чадит кислый дым. Вцепившись в рога, на меня таращится татуированный мужик в кожаной затёртой жилетке. Из-за дворика выскакивают ещё три драндулета. Они окружают, светят фарами мне в лицо. «Этот что ли заморыш грохнул Крысика? - спрашивает один у другого, - дрищара какой-то!» Нас объезжают машины, но их немного. В паре шагов бар «Хардвик», но его сразу и не разглядишь - неон потух, популярная Даверсон сама на себя не похожа. Шатаются бородатые пьянчуги в дорогих костюмах и две проститутки травят друг другу байки. Но вот и они улизнули в подворотню, не собираясь наблюдать за расправой над беднягой. Потом выловит фаланга, придётся вспоминать и что-то сочинять, иначе не отпустят. Их время - самые настоящие деньги. Больше членов во рту - ближе сказочная пенсия. «Давай быстрее, и отвалим», - говорит байкер своему корешу. Они слезают с мотоциклов, ко мне подходит татуированный, облизывается. У него гнилые зубы, смрад изо рта и внешность имбецила. Тянет руки к подбородку, я отмахиваюсь. Зувефры исходят слюной, клацают иглами, загустевают на холодном просторе Генцелада. В груди скатывается шар из злости, готовый в любую секунду обрушиться на проклятые головы. «Ну, вот захер ты убогого трогал, чмошник?» - спрашивает татуировка, берёт потными, пропахшими резиной пальцами мой подбородок, бьёт в живот. Там разрывается бомба, я кашляю, отхаркиваюсь. Паскуды ржут, кто-то пинает меня по заднице, другой прикладывается ногой по роже. Лежу на асфальте и считаю звёзды на небе. Тринадцать, всего лишь? Так мало? Где-то там пыхтит наш скудный спутник, ошиваясь на задворках «Вечного Странника». Высокомерные детрийцы разрешили нам присосаться к их славе - дозволили, сукины дети! Переваливаюсь на бок - получаю тычок в спину. Отморозки из «Плеча» как-то нашли меня. Рыскали, поди, по всему Генцеладу, тыкались по ночлежкам, расспрашивали. О Пятиликая Асмилла, неужто так легко найти раба твоего в засранном отходами, выбросами и дерьмом городе? Ребятки из Вардбита берутся за дело - колотят ногами, подначивают татуировку покончить со мной. «Паскуда высокородная, - тянет меня за мой роскошный зелёный галстук, сдавливает дыхание, - тявкнешь что напоследок?» - «Который час, засранцы?» Они гогочут, брызжут слюной. Тормозят какого-то алкаша, срывают у него с запястья часы. «Девять часов и десять минут, заморыш!» - «Простите, - говорю, - а не могли бы мы отойти вон в тот дворик?» - «Сучара издевается!» - орёт татуировка, толкает меня в спину, и они вчетвером забивают ногами, но мы оказываемся в заветном дворике. Вторые этажи здесь сплошь с красными огоньками, шлюхи смотрят на нас. Но с Даверсон ушли - этого-то я и добивался. Татуированный расчехляет нож. Лезвие блестит, добротный металл. «Убьёте меня за лысого уродца? Вы даже не знаете, кто я?» - «Задрал трепаться. Серж, режь его и текаем!» Серж приступает. Приближается так близко, чтобы пырнуть в многострадальный живот. Будет время - займусь физической формой. Но сейчас моя защита - это зуверфы. Горькая обида, злость и гнев сплетаются в сеть тугих аспидовых канатов, которые вырываются на свободу, обжигая кожу. Я кричу, но не от боли. Звериный азарт захлёстывает адреналиновым цунами, и канаты вгрызаются отморозкам в глотки. Угольный червь впивается татуировке в морду, изъедает его, добирается до мозгов и треплет, как псина тарелку для фрисби. Второй «вардбитовец» лишается ноги ниже колена - грязно-чёрные плети с шипами разрывают сухожилия и перемалывают кости. Ублюдок орёт, и плеть вбивает его шипами в землю, превращая в фарш. Двое убегают, я мчусь за ними. Высосанная агония взращивает на спине крылья - я давно не чувствовал себя таким воодушевлённым. Даверсон авеню тусклое, скучное. Закрывается последний бордель. Парочка мудаков мчится к мосту Боуэна, падают на капот заблудшего пикапа. Вытряхивают из салона чернокожего денди. Садятся внутрь и дают по газам. Я наблюдаю за ними с крыши «Хардвик» бара. Взобраться сюда - проще простого, даже крылья ни к чему. Но они сзади, и пора бы их расправить. Машины едет по мосту, - и я спрыгиваю на крышу соседнего здания, сбрасываю на ходу громоздкое пальто, выкидываю удушающий галстук. Зувефры следуют за мной, переливаясь в воздухе бархатисто-чёрным, словно преданная тварь. Ублюдки почти на другом берегу, пора пользоваться дарами Хсара. Протягиваю руки в пустоту, указывая кончиками пальцев на машину. Зуверфы срываются, кружат вверх-вниз, и будто гнилостный ветер набрасываются на боковину машины. Удар такой силы, что машина заваливается на ребро. Проезжавший мимо фургончик врезает по тормозам. Оттуда вылезает пухлый и усатый водила, - зуверфы полосуют его пузо смоляной нагайкой, возвращаются к покорёженному пикапу. Отморозки выползают из салона, но я приказываю зуверфам столкнуть эту груду металла с моста. Чёрный кулак долбит по днищу, крыша давит подонков. Одному расплющивает череп, последний ещё дышит. Пикап летит в реку, и вслед за ним отправляется отсечённая голова «плечиста». Тело ещё дрыгается, но через минуту застывает. Крови нет - зуверфы сработали раскалённым лезвием, так что одни ошпаренные подгорелые края. Возвращаю тварей обратно вместе с вереницей эйфорического нашествия. Постанываю, уткнувшись лбом в шифер, и закончив, вижу не накрашенную помятую проститутку, курящую на балконе. «Хера се приход! - восторгается она. - Завидую, братишка». Подбираю пальто и слезаю в тот дворик, где начинает тухнуть без пяти минут свежее мясо. Сукин сын Ван Дарвик, твоя жизнь - сплошной кайф! И ты ещё жалуешься на судьбу, мразь!