«Помирать вы не хотите, - сообщает залихватским тоном женщина-врач, - так что выписываем. Мест не хватает, а вы палату один занимаете». - «То есть, я здоров?» - спрашиваю. «Нет. Регрессия. Состояние может ухудшиться в любой момент. Но господин Килоди, от нас уже ничего не зависит». - «А где Стэн? Позовите его, я хочу поговорить с ним». - «Ваш дружок уехал из города два дня назад, - сообщает она, - куда не знаю и знать не хочу. К вечеру прошу собраться и покинуть палату». Уверяю её, что так и сделаю. Благодарю за лечение, я правда ей признателен и понимаю, что госпиталь ломится от страдающих горожан. Кого-то ранили в перестрелке, другой отморозил конечности, уснув на улице, потому что сил найти укрытие не осталось. Каждый день противостояния Синклита и «Юнфера» приносит сотни раненых, десятки жертв. В Робусте, Центре и Гранд-Коммерциал введено военное положение и комендантский час. Из-за океана приходит гуманитарная помощь, но её не хватает. Звоню Атласу на домашний. Отвечает через десять продолжительных гудков. Спал. Объясняю, что выписывают, и он обещает заехать за мной. Через пару часов Атлас уже в палате. Вместо щетины ворсистый коричневый мох, об который поцарапаться как раз плюнуть. «С девчонками завязал?» - спрашиваю, указывая на небрежный вид. «Шутишь? Самому жрать нечего». Оказываемся в стареньком внедорожнике со скрипучими амортизаторами. Рензо извиняется, что воняет мочой: «Вёз пса к доктору, так он обмочился». - «У тебя собака есть?» - «Запрещено что ли?» - «Еды ж не хватает, - говорю, - сам сказал». - «Тык одно дело тёлочки, а другое псина. Инсар, ты что, рос без животных?» - «Ну, да». - «Тогда без толку что-либо объяснять». Он затыкается и крутит баранку. Стараюсь не глазеть за борт - там разруха, нищета и отчаяние. Из ярко-красного Генцелад выкрасился в пришибленно-серый. Вандалы побили витрины лавок на Даверсон, окна домов забиты досками. Атлас объезжает стальные ежи, ускоряется, чтобы прорваться сквозь блокпост «Юнферов». Нас даже не пытаются задержать, потому что ясно, что поживиться нечем. «И когда это кончится», - восклицает Рензо. Хочется сказать, что это ещё даже не начало, что будет только хуже, но нападает кашель, после которого все слова растворяются где-то в грудине. Молчу. Мы едем в спальный район Руозо на холостяцкую берлогу Рензо.
«Консервы будешь? - интересуется Рензо и ставит на журнальный столик тарелку с макаронами и тунец в томате. - Паёк со стародавних времён. Не ожидал, что пригодится». Аппетита как не было, так и нет, но пару длинных слипшихся макаронин отправляю в рот. «У тебя нора, как в шоу «Чаки Пиндигтона». Видел? У него тоже в квартирке тоскливо и голо, а из мебели одна кровать, на которой он пытался покувыркаться с подружками». - «У меня есть раскладушка, не бзди. И не вздумай на ней концы отдать, ясно?» - «Да, босс, но сам понимаешь, обещать не могу». - «Не похож ты на подыхающего, Инсар. Растёшь и пахнешь, словно цветущий бутон!» - «Знаю, - признаюсь, - наверно, с реальностью поломка, раз я ещё дышу». Атлас уплетает пресные макароны и не поддерживает разговор. Приходит инфантильный возрастной пёс, погружает щекастую морду в миску. Псу плевать на меня, его интересует жратва и ласки хозяина. Позже Атлас раскладывает для меня койко-место и оставляет. Вибрирует темечко, опять повсюду мошки, но я не вхожу в Вязь, потому что не хочу. Засыпаю, но громкий долгий гудок товарного поезда будит посреди ночи. Пытаюсь понять, откуда он доносится, но окончательно пробудившись, я теряю это тревожное гудение. Болезнь всё же измывается, мучит и рассасываться не спешит. В госпитале меня пичкали разной гадостью, но помогали только нейронные стимуляторы. Если разыскать аналоги помощнее, то ещё протяну и даже смогу быть полезным.
Когда начались первые снегопады, наше с Рензо сожительство стало ещё больше напоминать шоу «Чаки». По сюжету у него засиживался приятель, которого он прятал в шкаф, когда приходила очередная нимфетка. Чаки соблазнял её, а его друг из шкафа пердел и ставил Чаки в глупое положение. Девушка возмущалась, а когда принюхивалась, сбегала прочь. Зрители должны смеяться, но за эту парочку дебилов становилось по-настоящему стыдно. Я превратился в такого «пердуна из шкафа». Рензо, уволенный из фаланги за профессиональную непригодность, устроился стрелком на вышку и отстреливал шакалов, которые забредают на частные территории. Платит фонд защиты имущества, и чаще тушкой подбитого хищника. «Эти твари переносят заразу, - возмущаюсь, когда Рензо зажаривает мясо, - бешенство подхватить хочешь?» - «Инсар, тебе, не всё ли равно?» Катись оно всё, мясо есть мясо, тем более, когда можешь крякнуть в любой момент. Наши вечера стали проходить веселее. Рензо познакомил меня с парочкой бывших сослуживцев, которых тоже попёрли из фаланги. Они приносили припасённые вино или самогон. Мы напивались, хотя Рензо признался, что после армии завязал, и лет десять к алкоголю не прикасался. «А тогда на дирижабле?» - шипучка. «Сэньон Дора! Такие названия шипучкам не дают, не дури меня!» - пытаюсь его расколоть. «Скважина в заповеднике Стердастоса. Сэньон - значит свежий, дора - глоток», - отбивается он. Но Рензо за́пил, причём крепко.