Мальчуган застывает, тыкает в арку, которая ведёт во двор, и уносится прочь. Солнце почти наверху, осыпаются остатки туманного утра, и всё кажется каким-то искусственным и не важным. Иду вперёд - воняет мочой, блевотиной и ещё сладкими специями, вроде карри или ванили. Подкатывает тошнота, но сдерживаюсь, выхожу из арки и вижу то самое место, где лежала Лжеджулия. Осматриваюсь, поднимаю голову - восход, но солнечные лучи ещё за крышами - пять этажей, окна выбиты, будто здесь давно ни души. Чердак и натянутый провод, перекинутый по диаметру колодца - труп, повешенный ровно по центру провода. Мужчина, выглядит солидно, одет дорого, хоть и болтается, как брошенная пиньята. Кто-то зацепил его заводским крюком и вогнал в живот нож, оставив короткую записку на картоне: «Плечо Вардбита». «Плечо» - ничем не брезгующие ренегаты, которые обосновались в здешних стенах лет сто назад и с которыми лучше не ссориться. Если наверху болтается Алан Кардиц, то степень его идиотизма сложно представить, настолько немыслимо, что уже не верится. Надо бы снять бедного парня, хоть на это уйдёт некоторое время. Ни с того ни с сего меня пронзают кишечные колики: сотни игл втыкаются в живот изнутри - боль нарастает, и уже не иглы, а шипы разрывают чрево и рвутся наружу. Зуверфы опять взбесились и требуют крови. Падаю на колени, меня выворачивает вчерашним кофе и омлетом, очередной спазм, и это уже желчь смешивается с грязью. Стучит в висках, тело ломит от внезапного жара. Заваливаюсь на бок и сворачиваюсь в клубок. Боль едва отступает, но лишь на секунду, потому что накатывает новая волна: зрачки лезут из орбит, кости плавятся, в глотке застывает отчаянный вой. Веки заплывают багровым киселём, а в узких проблесках взошедшего солнца я вижу беснующиеся щупальца. В ушах застывает гнусный шёпот - твари требуют крови.
- Чего разлёгся, сукин сын! - словно громыхает колокол посреди безветренной ночи. Гады прячутся - облизываются и выжидают.
Поднимаюсь на колено, смотрю на важную тощую старуху. На шее висит ожерелье, собранное из мусора. Ноги в дырявых колготках и туфлях, сама укутана в замусоленные отрепья. Старуха морщится и жуёт пахучую траву, прикрыв один глаз, как лукавый делец.
- Пшёл вон отсюдова!
Встаю на ноги, обнимаю её, как родную, и крепко прижимаю к груди. Сдавливаю шею, бабка толкается, квохчет, но звук приглушённый. Торфяные пятна зуверфов застывают в воздухе, они предвкушают. Бабка оказывается крепче, чем я думал, отбрыкивается. Даю коленом ей в живот и прикладываюсь ногой по сморщенному безволосому черепу. Старуха околевает, и зуверфы впиваются в её истасканное тело. Закончив лакомиться, они возвращаются ко мне, но эффект не такой, как в каморке дирижабля. Всего лишь проясняется в голове, отпускает живот - жить можно. Оттаскиваю труп в подъезд и по разбитым стёклам поднимаюсь наверх. Крыша скользкая, ржавая. Поддевая край провода, снимаю с гвоздя и отпускаю. Провод летит вниз, а за ним и крюк с трупом. Бах! Ему всё равно плевать, а я могу найти что-то любопытное. Осматриваю тело: в карманах пусто, кошелёк без документов. Лицо хоть и пострадало, но всё же нет сомнений - это Алан Кардиц, муж Джулии и мой зазывала. Труп не первой свежести, кости переломаны, глаза вырваны, воняет, значит, висит давно. Или его приволокли аккурат перед моим появлением. В кулаке зажата связка ключей и в кошельке нахожу игральную кость, у которой две грани заштрихованы чёрным и две красным. Забираю находку и смываюсь.
В арке никого - на выходе тоже. Выбираю, куда пойти дальше. Проклятый Вардбит, куда дальше? Снова нежданно, как злой дух из старого башмака, возникает чумазый мальчуган и опять протягивает ладошку. «Три стата». «Может, скинешь постоянному клиенту?» Машет головёнкой, мол, даже не мечтай. Вытаскиваю монеты, кидаю проводнику и прошу в этот раз не гнать. «Ещё чего, не отставай», - выдаёт мальчуган и убегает вперёд.
Едва тёплый душ смывает нечистоты Вардбита, урчит пустой живот. Спускаюсь вниз, выхожу к реке и с удовольствием раскуриваю трубку. Поблизости есть ресторанчик, я помню его жёлтую вывеску с отвалившейся буквой, там что-то про оружие. Нахожу его быстро - «Колибр(и)». Сезон туманов подарил Генцеладу солнечный день, но мне приятно укрыться в пропахшем кофейными зёрнами убежище, где ещё и отличный выбор сэндвичей. За стойкой сономитка: светло-оливковая кожа, раскосые глаза. «Принимаете что-то?» - спрашиваю. «Вы о чём?» - «Древесный» ген сономитов сразу выдаёт их - грубая кожа с явной верблюжьей коростой. С годами становится только хуже, но зато такую броню и пуля не пробьёт. Но ваша кожа прекрасна, и какой аромат. Это жасмин?». Девушка смущена. «Нет, лаванда». - «И что же вкалываете, если не секрет?» - «Паретозин», - отвечает она уже без улыбки. «Паретозин и кофеин не сочетаются, вы в курсе?» - рассчитываюсь за кофе с молоком и куриный сэндвич, оказываюсь снаружи. Напротив встаёт машина, круглая и нелепая, будто взяли лодку, перевернули кверху брюхом и прикрутили четыре колеса. Из неё выходит почтенного вида мужчина.