Нас никто не встречает. Посёлок унылый: одна кривая песчаная улочка, вдоль которой, как пьяные дозорные, стоят плохенькие, старые постройки не выше третьего этажа. Вокруг - ни души, словно час назад прошёлся невидимый торнадо и уволок местных жителей в сказочную страну. Оставляем гироплан на берегу, идём в разведку. Здесь, на Данае, не холодно, в плотной рубашке и куртке - в самый раз. Рензо нацепил бронежилет и теперь кряхтит под его тяжестью. Забредаем под вывеску на данайском, которого мы не знаем. Но внешне всё подсказывает нам, что это гостиница или постоялый двор. Внутри - пустота. Закрадываются жуткие предположения, в которых зверствует Ван Дарвик, вырезая посёлок под ноль. Делюсь с Рензо, и он хмыкает, говоря, что я пересмотрел фильмов ужаса. С лестницы скатывается старый хрипящий дрот на железных колёсиках, которые невыносимо скрипят.
- Чего изволите? - спрашивает дрот. Вместо монитора у него только динамики - старая модель.
- Мы прилетели издалека, - начинает Рензо, - по поручению Коллегии. Завтра пришвартовывается платформа траверса, вот мы и здесь.
- И чьего ж вы там делать будете? - интересуется пыльная железяка.
- А ты кто вообще такой? - тыкаю в его ржавую грудь, - чтобы мы перед тобой отчёт держали, а?!
- Я - значай посёлка Глухое, - говорит.
- И где ж ты прячешься, значай?
- А, это не важно, - укатывается к холодильнику, - выпивка, еда? Уже поздно, темнеет у нас рано. Ночльег?
- У вас комната отдыха или что-то типа того имеется? - спрашиваю.
- За мной.
Дрот провожает нас к побитому дряхлому сараю, заводит внутрь и оставляет. Из мебели здесь только рейка для насеста, а спать на сеновале.
- Куда ты нас привёл, тостер?! - возмущается Атлас.
- Все места заняты сменой на станцию. Располагайтесь здесь, - тарахтит дрот.
- Тостер, не трынди. В посёлке - перекати поле! Где все? Как и ты, попрятались? - наседает Атлас.
- Все спьят и ждут, когда пробьют в рынду, - отвечает дрот.
- Есть на острове человек по имени Оло Ван Дарвик? - решаю не ходить вокруг да около и спросить в лоб.
- Мало ли кого сюда заносит, - затягивает значай-дрот, - имён-то никто всамделишных не называет, мистеры. Иль вы не в курсе, какой народ на платформу идёт? Пропащий всё, ничего святого. В тумане никому не достать - никому.
- В котором часу придёт станция?
- В три ноль две, но это не точно, - тарахтит, - рында! Слушайте рынду!
Делать нечего - платформа прибывает поздно, поэтому нужно пережидать. Кошмарными условиями мы решаем побрезговать и возвращаемся на борт гироплана. Рензо ворчит, курит, а я стараюсь вздремнуть. Если Ван Дарвик на острове, то уже знает о нас. Вопрос лишь в том, когда он начнёт наступление.
- Это что ж, - подаёт голос Атлас, - вместо учёных на траверсе всякое отрепье плавает? И какой в этом смысл?
- Когда-то, должно быть, ходили яйцеголовые, - говорю, - а сейчас их осталось процентов десять, остальные - беглецы, которые готовы заплатить, чтобы их не могли найти. Или там все отморозки, а исследования - это прикрытие. Мы ж одни знаем, что станция - это путь в Детру.
- Всё равно не понимаю, зачем Детре эти траверсы? Могли придумать что попроще, чем гонять туда-сюда громадный плот, набитый зеками.
- Если всё настолько просто, Рензо, с меня ящик ячменного, - улыбаюсь.
- Предлагаешь поверить в богов и потусторонние силы? Уволь! Я верю в порох и силу воли.
- А если увидишь собственными глазами?
- Решу, что спятил. Пообещай, что тогда выберешь для меня каюту в Нуттглехарте с видом на летний сад.
- Клянусь своим воспалённым мозгом, что если не сдохну от очередного приступа, упеку тебя в дурдом!
Рензо смеётся, показывает большой бурый палец. Я всё-таки засыпаю и вижу сны. Разноцветные, глупые, наивные и до безобразия реальные. Сны о детстве, о юности, о Джулии. Мы занимаемся любовью, я гуляю с золотистым ретривером. У меня никогда не было собаки, но всегда хотелось. Наверное, влияние псины Рензо. Этот инфантильный мудрый пёс покорил меня сдержанностью и радушием. Никогда ещё я не слышал, чтобы собака по утрам приносила хозяйские тапки к гостевому дивану.