Пожалуй, самые славные подвиги были совершены в годы войны советскими молодыми людьми. Теперь мы по праву гордимся бессмертными именами Александра Матросова, Зои Космодемьянской, Олега Кошевого, Лизы Чайкиной и многих других героев. Воспитанные настоящими патриотами, они не знали страха в борьбе с врагом, их сердца наполняли священная любовь к Родине и непримиримая ненависть к захватчикам.
В канун 30-летия Великой Победы советскую печать широко обошел трофейный снимок, сделанный кем-то из гитлеровцев в оккупированном Минске. На нем запечатлен момент казни двух молодых подпольщиков. Пестрая тонкая удавка уже захлестнулась на шее белокурой девушки. Ее товарищ — юноша в кепке — стоит в ожидании, пока палач — дородный офицер гестапо — прилаживает на нем петлю. Тут же толпятся весело смеющиеся гитлеровцы… Нам не известно, кто они — эти молодые подпольщики или партизаны. Но нас не может не поразить спокойная улыбка на лице юноши. Ни тени страха, ни даже озабоченности нет на этом лице, а только презрение к врагам.
Этот снимок красноречиво говорит о патриотизме молодежи тех огненных лет, заплатившей столькими жизнями за нашу победу.
Да, мы знаем, что такое война, и умеем ценить мир. Для того, чтобы его отстоять, советский народ не пожалеет сил. А если империалисты все-таки когда-либо снова попытаются силой помешать нам созидать коммунистическое будущее, можно быть уверенным: наш народ и его Вооруженные Силы сумеют постоять за честь и независимость Родины. Свидетельство тому — слова в проекте нового Основного Закона СССР, с твердой убежденностью гласящие, что «защита социалистического Отечества есть важнейшая функция государства, дело всего народа».
[1977]
[Интервью журналу «Библиотекарь»]
— Как можно определить место книги в дни войны и мира, что она дает и будет давать людям?
— Теперь, в век НТР и освоения космоса, не будет преувеличением сказать, что после рычага и колеса книга явилась величайшим изобретением человечества. Заметно потесненная различными видами искусств, она тем не менее и поныне не утрачивает своей притягательной силы и служит одним из главных источников знания.
А еще несколько десятилетий назад на книге безраздельно сходились проблемы знаний, досуга, проблемы духовности и нравственности подрастающей молодежи. Книга не только учила, она воспитывала и вдохновляла. В трудные годы войны миллионы молодых людей, оторванных от культурных центров, учебы и библиотек, скрашивали свой досуг случайно найденной в развалинах книгой. Даже там, на фронте, в грохоте боев, человек не мог побороть в себе неуемную тягу к знаниям, к литературе, которая, как известно, способна воздействовать на сознание человека сильнее самой яркой действительности. Я вспоминаю многих солдат и офицеров-фронтовиков, у которых в их полевых сумках, противогазах, в вещевых мешках всегда находилось место хоть для какой-нибудь книги. Книгу читали по очереди, передавая друг другу, спорили о ней, обсуждали ее. Дни, проведенные в обороне, в затишье между боями, были полны тягостного томительного ожидания, скрасить которое могла лишь книга.
Летом 1944 года под Яссами, сидя в окопах и дурея от жары и безделья, мы заметили впереди себя в поле книгу. Неизвестно, как она попала туда, тем более, что поле это с весны было заминировано нашими и немецкими минами и на него несколько месяцев не ступала нога человека. Но это несомненно была книга, и ветер тихонько шевелил ее пожелтевшие страницы. Солдаты долго размышляли над тем, что это могла быть за книга, и когда соблазн завладеть ею стал неодолимым, из окопа выбрался наш заряжающий.
Была темная безлунная ночь, и он, прощупывая землю немецким штыком, благополучно добрался до книги и воротился назад. Это оказалась трилогия Максима Горького «Детство. В людях. Мои университеты», изданная задолго до войны и неизвестно как оказавшаяся на минном поле. Книгу долго читали в расчете, потом пытались разорвать на цыгарки, но командир орудия не дал этого сделать и спрятал книгу в свой вещмешок. Началось наступление, для многих трилогия Горького стала последней прочитанной в их жизни книгой. Наш командир орудия пережил войну, и когда он демобилизовался в сентябре сорок шестого, я видел в его вещмешке знакомую, снятую с минного поля, потрепанную и бережно обернутую в газетку заветную книгу.