Иван, однако, не отвечает, он все следит за беглецом, пока тот не падает в траву и не затихает стрельба. Тогда он спускается вниз и бросает Джулии:
— Капут.
— Капут? — широко раскрыв глаза, не понимает девушка.
— Кампаниё твой.
— Кранк-гефтлинг?
— Ну.
— Ой, ой!
Он хватает у ошеломленной Джулии тужурку, она проворно подбирает в руку колодки и они бросаются по камням вверх.
Медленнее, чем прежде, они все пробираются тесной, как коридор, расселиной. Становится холодно, небо вверху закрывает низкая наволочь туч, которые, цепляясь за острые вершины утесов, быстро несутся вверху.
Иван устал, но еще больше устала Джулия, и он то и дело испытующе поглядывает на нее.
Силы их заметно сдавали, но Иван думал, что как-нибудь перейдет хребет, лишь бы только не напороться на какую нелепость — вынесет, стерпит все: на свободе — не в лагере.
Вот только Джулия… С виду она старается казаться бодрой, но несвойственная ее порывистой натуре медлительность движений выдает ее усталость.
Наконец расселина упирается в скалистый тупик, надобно выбираться наверх.
Иван, найдя доступное место, сворачивает на склон. Взобравшись на середину склона, он останавливается, поджидает Джулию и подает ей руку. Потом молча тащит ее до самого верха.
Наконец они выбираются на голый каменистый склон, сразу же их обволакивают порывистая промозглая мокредь, словно сырым паром, она окутывает все вокруг. В грудь бьет сильный высотный ветер.
Они останавливаются. Джулия опускается на выступ скалы. Иван выкладывает на камни хлеб и с тужуркой подступает к спутнице.
— О, нон, нон! Я тепло.
Усталые глаза ее сразу оживляются, она протестующе вскидывает руку, ветер отчаянно треплет ее короткие волосы. Иван, не обращая внимания на ее протест, накидывает на ее плечи тужурку. Она сразу же зябко закутывается и втягивает голову в плечи. Он опускается над общипанной буханочкой.
— Ильпано! Хляб! — с голодной несдержанностью говорит она и сглатывает слюну. Иван осматривает буханочку, прикидывает и острым кремневым черепком начинает отрезать ломоть хлеба. Джулия с радостным умилением на лице покорно следит за движениями его грубых пальцев, которые делят кусок хлеба на две пайки.
— Хорошо?
— Си, си. Карашо.
Но Иван еще подравнивает куски и бросает девушке:
— А ну отвернись!
Она понимающе исполняет его команду.
— Кому?
— Руссо, — с готовностью говорит она и живо поворачивается к нему и хлебу.
Берет свою пайку Иван. Чуть живее хватает свою Джулия.
— Гра… Спасибо, руссо, — говорит она.
— Не за что.
— Руссо, — торопливо жуя и кутаясь в тужурку, говорит Джулия. — Как ест твой имя? Иван, да?
— Иван, — несколько удивленно подтверждает он. Она, закинув голову, хохочет.
— Иван! Джулия угадаль. Как ето угадаль?
— Не трудно угадать.
— Все все руссо — Иван? Правда?
— Не все. Но есть. Много.
Она обрывает смех и запахивается в тужурку, незаметно для спутника поглядывая на остаток буханочки. Он замечает этот ее красноречивый взгляд и берет буханку, чтобы спрятать ее за пазуху. Но вдруг Джулия вскрикивает, он бросает на нее взгляд — она испуганно смотрит мимо него вдаль. Иван, вздрогнув, быстро оборачивается.
Поодаль среди разорванной ветром в тумане прогалины, опершись на расставленные руки, сидит на скале страшный в изодранной полосатой одежде гефтлинг. У него лысый череп, тонкая шея, глубоко запавшие глаза, которые, будто остановившись, глядят на них. Наверно, он видит в их руках хлеб и неуклюже подпрыгивает на месте.
— Брот! Брот! Брот!
Крик его обрывается, и он совсем уже человеческим полным отчаяния голосом требует:
— Гип брот!
— Ге, чего захотел! — саркастически усмехается Иван. Сумасшедший, выждав несколько секунд, с неожиданной злобой кричит:
— Гип брот! Гип брот! Их бешайнэ гестапо![13] Гип брот! Иван поднимается на ноги.
— Ах, гестапо! А ну марш отсюда! Ну, живо!
Он угрожающе двигается к безумцу, тот соскакивает со скалы и с удивительной ловкостью отбегает дальше.
— Гип брот — никс гестапо! Никс брот — гестапо![14] — кричит он.
— Ах ты, собака! — кричит сквозь ветер Иван, стоя меж камней. Ниже, выжидая, стоит сумасшедший.
— Гип брот!..
Иван выхватывает пистолет и щелкает курком.
— Пистоле! — в испуге вскрикивает немец и бросается вниз. Иван закусывает губу. Сзади к нему подбегает Джулия.
— Дать он хляб! Дать, Иван, хляб! — испуганно говорит она. Немец тем временем отбегает, приостанавливается, оглядывается и быстро шагает вниз.