Иные его труды были посвящены исключительно химии.
Так что книга, которую Веспасиан Тиггз держал в руках, являлась подделкой. Но, судя по виду, подделкой древней и весьма искусной. Но не только это заставило почтенного профессора задержать на ней внимание.
Дело в том, что второй его страстью, помимо букинистики, была кулинария. В будни профессор питался в кафе, а дома только пил чай. Но в субботу наступало время высокого искусства. Выбрав из обширной коллекции, равной которой не было во всей Европе, рецепт, Тиггз отправлялся на рынок, дабы закупить всевозможные, как он выражался, «ингредиенции».
А после полудня священнодействовал у плиты. Профессор мог приготовить все, что угодно. Соусы и супы, жаркое и салаты, все получалось у него замечательно. Но, к величайшему сожалению для человечества, ни одно из блюд никогда не покидало пределов скромной холостяцкой квартиры.
Веспасиан Тиггз мог бы стать великим поваром. Если бы захотел.
Утвердившись в мысли, что перед ним подделка, он, тем не менее, пролистал книгу. Действительно, она содержала кулинарные рецепты. Их было немного, но каждый из них оказался профессору абсолютно не знаком. Это неприятно уязвило его самолюбие кулинара и эрудита.
Зажав книгу подмышкой, Тиггз решительным шагом направился к продавцу.
— Любезнейший, — сухим и неприятным голосом сказал он. — Я хочу приобрести эту книгу. Сколько она стоит?
— Минуточку, сэр. — Владелец магазина взглянул на «Кулинарные Творения» с таким удивлением, словно видел их в первый раз. — Я должен посмотреть в записях…
Раскрыв толстую тетрадь в синем кожаном переплете, он принялся с тщанием переворачивать листы.
Профессор ждал, нетерпение его с каждой минутой возрастало.
— Что вы там возитесь? — не выдержал он, наконец. — Сколько же можно?
— Прошу прощения сэр. — Продавец поднял виновато моргающие глаза. — Видимо, я забыл сделать запись о поступлении… Будьте добры, там должен быть ценник внутри. Иногда я его вкладываю.
Веспасиан Тиггз принялся раздраженно листать книгу. Ближе к ее концу, зажатый между страницами, обнаружился замусоленный обрывок бумаги явно современного происхождения. Брезгливо подцепив клочок двумя пальцами, точно дохлую мышь, профессор выудил его и поместил на стол.
— С вас двадцать фунтов, сэр, — сказал хозяин магазина, издав едва заметный вздох облегчения.
Тиггз расплатился и, ухватив книгу подмышку, заспешил к выходу. Несравненное чутье, развитое за годы упорядоченной жизни, подсказывало ему, что он отстает от графика примерно на пятнадцать секунд.
Позволить себе большего отставания профессор не мог. На кону стояла его репутация пунктуального человека. Пусть даже опаздывал он всего лишь к себе домой.
Для серьезного чтения, а иного хозяин не признавал в принципе, в квартире Веспасиана Тиггза предназначалось старое кресло, стоящее перед камином в гостиной.
В это утро, ровно в девять часов, расположившийся в кресле профессор раскрыл вчерашнее приобретение.
— Посмотрим, посмотрим, — сказал он, — что там этот Василий Валентин наворотил!
Предисловие, как ни странно, оказалось посвящено той же алхимии. Тиггз проглядел его по диагонали: «… принял решение посвятить себя изучению естества… в духе живом собрал силы и размышлял… естество рассказывает на языке минералов, металлов, а также живой плоти… истинная Наука сокрыта от профанов… и истинные чудеса откроет тебе зреющий в тигле Камень, подогреваемый устремлением… труд сей — первая ступень для философа, мнящего обрести истинное лекарство».
Одолев всю эту галиматью, профессор с облегчением вздохнул и перешел к рецептам.
Первый из них поэтично именовался «Сладкое Дыхание».
«Возьми хорошее коровье молоко, — прочел Тиггз, — и налей его в горшок. Возьми петрушку, шалфей, иссоп, чабрец и другие хорошие травы, придай их к молоку и повари. Возьми жареного каплуна. Наруби на куски и придай к ним очищенный мед. Потом все смешай, посоли, подкрась шафраном и подавай».
За кратким и понятным текстом шли рисунки, где процесс приготовления надлежащим образом иллюстрировался. Как обычно, в старинных книгах, о точной рецептуре не приходилось и мечтать. Но такое препятствие не могло смутить кулинарного эрудита, подобного профессору Тиггзу.
Перечитав рецепт еще раз, он решительно встал и отправился на рынок. Вернулся он оттуда не с пустыми руками. Одну из загадок записи он разгадал походя, зная, что под «другими хорошими травами» средневековые кулинары подразумевали тмин, розмарин, эстрагон, анис, сельдерей, укроп, фенхель и майоран.
Запылал огонь в старинной, оставшейся еще от прежних хозяев плите.
Скоромное холостяцкое обиталище наполнилось изощренными ароматами. Не банальной вонью обыкновенной стряпни, а тонкими и вкусными запахами, каждый из которых сам по себе заставлял желудок беспокойно ворочаться.
Что же говорить об их сочетании? О настоящей симфонии, услышать которую можно только носом?
Из щелей, заинтересованно шевеля усами, высунулись тараканы, коты на помойке, до которых докатилась выбравшаяся в окно струйка, прекратили драку. Обитающий этажом ниже почтенный торговец мебелью мистер Смит с укором посмотрел на жену. Та демонстративно ничего не замечала.
Веспасиан Тиггз священнодействовал у плиты. В клубах ароматного пара он действовал размеренно и точно, отрезая, смешивая, подсаливая и доводя до готовности.
Постороннему он напомнил бы вдохновенного пианиста, инструментом которому служит старая скособоченная плита. Но постороннему неоткуда было взяться в квартире профессора истории.
«Сладкое дыхание» оказалось на столе ровно в семь вечера. Это время Веспасиан Тиггз считал идеальным для вечерней трапезы. Вооружившись ножом, вилкой и постелив на колени белоснежную салфетку, он приступил к дегустации.
— Неплохо, — сказал он спустя полчаса, вытирая губы, которые несколько замаслились, — очень даже неплохо.
Подобное высказывание в устах профессора означало, ни много ни мало, высшую оценку приготовленному блюду. С благостным выражением, каковое мало кому удавалось увидеть на его лице, Веспасиан Тиггз проследовал в гостиную, дабы спокойно выкурить трубку,
Ночной сон Веспасиана Тигтза отличался завидной крепостью, и посему, проснувшись и обнаружив, что за окнами стоит полная темнота, профессор слегка растерялся. Он давно приучил себя подниматься в одно и то же время, но в это воскресенье организм дал сбой.
Осталось понять — почему?
Веспасиан Тиггз прислушался и замер — сквозь неплотно притворенную форточку в комнату проникали звуки птичьего пения. В самом центре громадного города, в маленьком скверике около дома, где даже листья имели цвет пыли, искренне и страстно пел соловей.
Профессор было дернулся, чтобы закрыть форточку, но что-то непонятное, какое-то неясное чувство остановило его. Сидя на кровати, точно мальчишка, он слушал необычный концерт.
В глубине сердца ворочалась глухая, беспричинная и мутная тоска, соловей же старался вовсю. Его голос переливался и щелкал, журчал подобно ручейку, и Веспасиану Тиггзу даже показалось, что он видит звуки песни, вливающиеся сквозь форточку в виде серебристо мерцающих струек.
Следующим днем, выйдя из дома для воскресного моциона, профессор столкнулся с соседом с первого этажа, полковником Королевских ВВС в отставке. Они поговорили, обсудив старые болячки и поругав правительство (какой же честный британец будет его хвалить?), и профессор, неожиданно решившись, спросил:
— А вы не слышали ночью, как пел соловей?
— Какой соловей? — Красное и брыластое лицо полковника, на удивление похожее на бульдожью морду, отразило удивление. — У нас? Помилуйте, это невозможно! Вам приснилось!
— Да, конечно, — ощущая в сердце тоску, ответил профессор и отправился гулять.