— Эй, Фредди, ты в порядке? — подергал я его за локоть.
— Отвали, — пробормотал он, прикрывая глаза. — Боже, вот это кайф…
Я вовремя подхватил бокал, который он выпустил из рук.
— Фредди! — позвал я.
Абонент не отвечал. Он неподвижно застыл за кухонным столом, раскрыв рот и зажмурив глаза. Я еще никогда не видел на его лице такого глубокого удовлетворения.
Пластмассовый кувшин с сатанинским напитком заманчиво искрился на столе среди пустых бутылок и помятых бумажных пакетов. «А собственно, какого черта, — заинтриговано подумал я. — Если я сделаю маленький глоток, вряд ли последствия для организма будут такими уж разрушительными». Стараясь отогнать от себя назойливые мысли о некоторых синтетических наркотиках, зависимым от которых можно стать уже после первого приема, я сунул в бокал соломинку и осторожно втянул через нее чуть-чуть оранжевой жидкости.
Адская смесь обожгла мне рот и глотку ледяным пламенем. Мгновенное удушье больно стиснуло горло цепкими ментоловыми пальцами, в животе взорвался вулкан едкой горечи, в ушах снова что-то противно лопнуло, на секунду лишив меня слуха, по черепу с размаха ударил невидимый паровой молот, и посреди этого кошмара я понял, что сейчас торжественно отдам концы. Однако в следующее мгновение все неприятные симптомы исчезли так же молниеносно, как и появились.
Теперь я ощущал уже знакомое чувство легкости и беспричинной радости. Изнутри меня распирала потрясающая энергия, в этом состоянии я с легкостью мог опрокидывать горы и сдвигать материковые платформы, я без особых усилий смог бы расплескать Атлантический океан. Я никак не мог не взлететь — и я взлетел. Стремительно пронзив бетонные перекрытия, словно они были из мыльной пены, я вынырнул в бездонном ярко-голубом небе, где среди ослепительных облаков с бешеной скоростью вращался гладкий, неистово пылающий диск апельсинового солнца с огненной свастикой посередине. Сладкий воздух необъятных просторов до отказа наполнил мои легкие. Я кувыркался в пустоте, я падал в воздушные ямы и снова взмывал к солнцу, я парил, я мчался во всех направлениях сразу, я кричал сам не знаю что на всех языках одновременно, и в конце концов, устав от экстаза, вонзился в облако и затаился в его прохладной глубине.
Здесь было пронзительно хорошо. Призрачные слои облака перемешивались вокруг, лаская мне руки и лицо бархатными, чуть влажными прикосновениями, а я неподвижно висел среди них, погруженный в блаженство. Поддавшись влиянию располагающей обстановки, я непроизвольно подумал о женщине, и женщина немедленно материализовалась из окружающего пространства. Она была чертовски молода и изумительно красива — такие не попадались мне даже в «Плэйбое». На женщине не было никакой одежды, кроме невесомых и абсолютно прозрачных тканей на плечах и бедрах. На правом предплечье у нее мягко мерцал вытатуированный апельсин.
— Хай, Корнфлауэр, — промурлыкала она таким голоском, что у меня внутри все перевернулось. — Знаешь, давно хочу сделать тебе одну вещь…
Она неторопливо приблизилась ко мне, опустилась на колени и дернула книзу молнию моих потертых джинсов.
Вот тут-то все и началось!
Ничего столь же восхитительного я еще ни разу не испытывал. Когда богиня, наконец, сжалилась надо мной и, последний раз поцеловав, растворилась в облаке, я понял, что те жалкие забавы, которыми я время от времени занимался с малознакомыми девицами, на самом деле не стоили даже потраченной энергии.
Не помню, каким образом я снова оказался на кухне. Сердце тяжко и быстро билось о ребра, голова была отвратительно ясной, ноги дрожали от перенапряжения. Фредди сидел за столом, подперев голову рукой и с любопытством наблюдая за мной.
— Живой? — поинтересовался он, когда я сумел издать какое-то блеянье и затряс головой. — Сколько раз успел?
— Че… Четыре… — Я с трудом отдышался.
— Медленно работаешь! — криво ухмыльнулся Фредди. — Я обернулся пять раз. Как она была собой, ничего?
— Не то слово! — я потер пылающую скулу, на которой, по всем признакам, набухал засос. — Таких больше не делают. Жалко, я не успел телефончик… Ну, а твоя как?
— А у меня, — вздохнул Фредди, — была Маринка.
Маринка была девушкой Арсена, и мы не стали развивать эту скользкую тему.
— Знаешь, чего? — произнес Фредди после долгой паузы, глядя мимо меня. — Я думаю, нужно попробовать еще раз.
— Если пробовать слишком часто, можно допробоваться! — вылез из моего подсознания Старый Мудрый Гном. — Хватит на сегодня. Это же наркотик, неужели до тебя еще не дошло? Хочешь подохнуть под забором вместе со своим Мао?
— Да ну на фиг, наркотик, — отмахнулся Фредди. — А даже если и наркотик, ну и что с того? Ты когда-нибудь имел такую женщину? А заимеешь когда-нибудь? А подобный кайф тебе когда-нибудь снился? В конце концов, мы же не иглой в вену тычем…
Я неопределенно пожал плечами.
— Ладно, как знаешь, — сказал Фредди, взяв со стола бокал и наполнив его коктейлем из миксера.
Только что пережитое наслаждение ощущалось так явственно, мне так хотелось вернуть ту чудесную крошку, что коллеге не пришлось долго меня упрашивать. Едва он, щедро отхлебнув оранжевой дури, опустился на табуретку, я принял у него из рук бокал и прикончил остатки.
— Ничего не происходит, — разочарованно сказал Фредди. Действительно, хотя мы увеличили дозу, вокруг и внутри нас абсолютно ничего не менялось, лишь прыгали на периферии сознания апельсиновые искры. На мгновение мелькнуло и исчезло ощущение удушья, гораздо более слабое, чем в первый раз. Затем возникло едва уловимое чувство легкости, и на этом все закончилось.
— Не действует, — прокомментировал я.
— Наступила адаптация организма, — предположил Фредди.
— Выдохся, — отрезал я.
Я повернул голову и сообразил, что все наши гипотезы оказались ложными.
— Обо, когда мы в последний раз посещали магазин видеотехники?
Посреди кухни на элегантных никелированных подставках стояли два роскошных телевизора в черных полимерных корпусах. Кроме того, напротив них возникли два низких мягких кресла. Я упал в одно из них — насколько я успел заметить, Фредди занял второе, — и экраны телевизоров осветились изнутри призрачным фиолетовым свечением.
По-видимому, это была какая-то новая модель: экран телевизора создавал странный стереоскопический эффект присутствия — казалось, что смотришь в бесконечный черный колодец, составленный из бесчисленного количества параллельных слепых зеркал, в котором шевелится что-то огромное и темное, ужасное и вместе с тем неудержимо влекущее. Оттуда, из этого сверхъестественного колодца, веяло предвкушением такого острого и потрясающего наслаждения, по сравнению с которым все, что я пережил несколько минут назад, казалось невинными детскими шалостями.
— Мидянин, ты плывешь? — вполголоса поинтересовался Фредди.
— Плыву.
— Поплыли вместе.
— Поплыли. Только не брызгайся.
Постепенно горизонт экрана моего телевизора все больше и больше раздавался вширь, пока, наконец, экран не стал для меня единственной реальностью. Я оказался посреди густой чернильной тьмы, в которой не было ни верха, ни низа, ни каких-либо звуков. Под моими ногами разворачивался необозримый океан нирваны, наполненный звездами. Судя по всему, я бесконечно медленно падал в умопомрачительную бездну Вселенной, и это было настолько восхитительно, что у меня захватило дух. Мимо неторопливо проплывали гигантские раскаленные светила, обломки астероидов и длинные шлейфы серебристой космической пыли. В абсолютной тишине, окружавшей меня со всех сторон, чувствовались приятная гулкость и глубина; это была превосходная объемная тишина, способствовавшая максимальному расслаблению и успокоению нервов, расстроенных в душной и узкой старой реальности. Во мраке вокруг меня по-прежнему непрерывно шевелилось и дышало нечто огромное, вызывавшее одновременно и ужас, и восторг, и священный трепет.