Это место не имело отношения к моему уголку на чердаке. Небольшую комнату заливал серый утренний свет. Всю обстановку составляла кровать, письменный стол с придвинутым стулом и шкаф для одежды в углу.
Где я?
Голова ныла — я дотронулась до виска, убрала руку и удивленно посмотрела на царапины на ладонях. Ах, да — осьминожье щупальце вчера волокло меня по земле. Потом я представила, как бросаю в него соль с серебром, и все кончилось.
Моя аккуратно сложенная форма доставщицы лежала на стуле возле кровати — разорванную штанину зашили. Я торопливо оделась, посмотрела в окно и удивленно ахнула — академия? Я в академии?
Почти в ту же минуту за дверью зашелестело, и я услышала голос домового:
— Миррин, проснулись? Одевайтесь, вас хочет видеть мирр ректор!
Я вышла из комнаты, не заставляя домового ждать — мы двинулись по слабо освещенному коридору в сторону лестницы. Люди на бесчисленных портретах недовольно смотрели нам вслед, словно мои шаги были слишком громкими для утра выходного дня. Откуда-то доносилось звяканье посуды и шум воды, и домовой объяснил, заметив, что я прислушиваюсь:
— Завтрак готовят.
— А вы не знаете, как я сюда попала? — спросила я. Мы вышли к лестнице и, запрыгав по ступенькам меховым шариком на бурых спичках ног, домовой сообщил:
— А то как же! Привезли вас поздно вечером, мирр ректор велел разместить да рванье заштопать. Вот, все сделали в лучшем виде.
Вспомнилось лицо Холланда — он смотрел мне в глаза и спрашивал о том, где я взяла соль с серебром. Ректор выглядел каким-то нервным и взъерошенным, словно ему загадали слишком сложную загадку, и на кону стояло так много, что он не имел права ошибиться. Впрочем, эту же загадку загадали и мне: я понятия не имела, как смогла справиться с осьминогом.
Мы спустились на следующий этаж, прошли мимо витража, на котором святой Хорхос поражал змея копьем, и оказались возле закрытых дверей из темного дерева, от которых почему-то веяло тревогой. Я знала запах тревоги — он всегда напоминал мне тот аромат, который поднимается от еловых ветвей. Домовой открыл дверь и скользнул в сторону, пропуская меня.
— Вперед и прямо. Не заблудитесь.
Я послушно нырнула в прохладную тишину ректорской части замка — прошла мимо нескольких закрытых дверей, возможно, личных комнат, миновала библиотеку — книги на полках бормотали и возились, подпрыгивая на своих местах, словно собирались сбежать, потом оставила позади крошечную пустую каморку, в которой метался алый огонек, и наконец вышла в просторный светлый зал, который напомнил мне больничную операционную.
На металлическом столе лежала туша существа, отдаленно похожего на свинью — конечно, если у свиньи бывает рыбий хвост и длинные тонкие ноги, покрытые светло-коричневой шерстью. Ноги оканчивались аккуратными золотыми копытцами — они нервно дергались, словно существо хотело убежать, но Холланд не позволял. Облаченный в белый халат, он склонился над добычей, пристально глядя на нее сквозь причудливые очки с доброй дюжиной линз, и в его руке сверкнул скальпель, вонзаясь в бок существа.
Оно взвизгнуло. Я тоже не удержалась. Холланд бросил недовольный взгляд в мою сторону и свирепо посоветовал:
— Умолкните, миррин!
Брызнула бледно-розовая кровь, и запах сосновых веток сменился тонким ароматом ландыша. Я словно к полу приросла — не могла пошевелиться. Зал наполнил нудный визг. Существо недовольно дергалось под рукой Холланда, крутило мордочкой и не переставало голосить, умоляя о пощаде, но ректор по-прежнему орудовал скальпелем, и вскоре я увидела, как сквозь срезанную груду свиной кожи проглянула голова оленя с крохотными золотыми рожками. Мигнул темно-карий глаз, в последний раз взлетел и опустился скальпель — и освобожденный олень встрепенулся и, спрыгнув со стола, пробежал по залу. От него веяло цветочной свежестью, копытца ударяли в пол и высекали рыжие искры — олень довольно мотнул головой и прянул в сторону приоткрытого окна.
Я стояла, удивленно приоткрыв рот. Нет, я, конечно, видела разных магических существ, но среди них не было такого оленя, которого надо было извлекать из свиньи. Холланд бросил окровавленный скальпель в металлическую кувезу, бросил взгляд в мою сторону, и я запоздало подумала, что он не будет кромсать меня прямо на этом столе.
Или будет?
— А кто это был? — спросила я. Холланд избавился от очков и ответил:
— Это пиранзейский сонный олень. Бегал по миру, нахватался кошмаров. Я их срезал, теперь он будет приносить только хорошие сны.
Сонный олень, надо же. Никогда не слышала о таком. Бабушка много рассказывала мне и о медведе-самоеде, и о волке с пастью в животе, и о восьминогих лантавурах — лосях далеких северных земель, но сонных оленей никогда не упоминала.