— Что случилось?
Майя вздрогнула и сделалась похожей на испуганную сову.
— Я… я немного заблудилась, мирр ректор, — пролепетала она. — Я тут пытаюсь привыкнуть к академии, понять, что и как… но потерялась.
Потерялась. Конечно. И вышла в коридор ректорской части замка как раз тогда, когда я обнимал коллегу. Мне захотелось побиться головой о что-нибудь твердое.
— Смотрите, — произнес я и похлопал в ладоши. Из стены тотчас же выкатился домовой, поклонился и спросил:
— Что угодно мирру ректору?
Я перевел взгляд на Майю и объяснил:
— Если заблудились, аплодируйте. Появится домовой, отведет вас, куда нужно.
Кажется, в глазах девчонки сверкнули слезы. Вот, только этого мне тут и недоставало. Майя кивнула и едва слышно отозвалась:
— Да, мирр ректор. Я поняла.
Домовой потянул ее за штанину, призывая идти за собой. Я вздохнул. Волна раздражения и гнева, которая ни с того, ни с сего поднялась у меня в груди, начала недовольно стихать.
— И выдайте миррин форму по размеру, — распорядился я. Домовой поклонился, Майя негромко поблагодарила меня, и они начали спускаться по лестнице. На следующем пролете Майя обернулась и поймала мой взгляд так, словно хотела что-то сказать. Я демонстративно отвернулся к большому щиту на стене, к которому во множестве были прикреплены приказы министерства магии и правила внутреннего распорядка.
«Зеленый огонек, — подумал я, когда шаги стихли. — Ну конечно, Зеленый огонек!»
Я давно не был в заведении с продажной любовью, и сейчас, кажется, пришло его время.
Хотелось надеяться, что приторные ласки тамошних красавиц помогут развеять мое скверное настроение.
Майя
Форма, которую принес мне домовой, подошла бы на все случаи жизни. В большой картонной коробке было темно-синее платье для лекций, белая рубашка и щегольские синие брюки для практических работ, когда надо бегать, прыгать и уворачиваться от ударов на занятиях по боевой магии, мягкие штаны и кофта с длинными рукавами — домашняя одежда, в которой готовятся к урокам и валяются на кровати с книгой в руках. Вся одежда была украшена гербом академии, золотой птицей, которая раскидывала крылья над магическим фолиантом, и, нырнув в теплые объятия кофты, я вдруг подумала, что студенты могут возмутиться тем, что я ношу эту форму не по праву.
Ну и пусть. Ректору виднее.
Надо же, Джон Холланд, этот остроносый сухарь с вечным презрением на лице, способен кого-то обнимать! Я вытянулась на кровати и вспомнила, с каким видом он обнимал ту девушку — мирр ректор выглядел счастливым и юным, словно сейчас была не тоскливая осень, а его студенческая весна.
И тут вдруг я, раздражающая помеха, которая вылетела в самый ответственный момент и разрушила всю романтику. Неудивительно, что Холланд смотрел на меня так, словно собирался растереть в порошок. Мне хотелось поднять руки и закрыться от его взгляда — яростного, уничтожающего.
Тьфу на него сто раз. Мне это безразлично. Да, у ректора наверняка есть своя жизнь и личные отношения — мне-то какое дело до этого? Я просто пеку пончики и стараюсь жить дальше.
Пончики, кстати, вызвали всеобщий восторг. Виктор даже попросил добавки — а наевшись, предложил делать такие пончики с более сытной начинкой. С луком и яйцами, например. Или с сыром и ветчиной. Или с мясом.
Но Джон Холланд, окутанный вечным презрением к миру, и романтическая нежность! Нет, невозможно. Когда я увидела его руки на талии той девушки, то мне захотелось протереть глаза. Сразу же вспомнилось, как он держал меня, когда я доставала ту бабочку — с такой силой и нежностью, которая заставляет замирать и покоряться.
Хватит уже. Я сердито осадила себя — сейчас надо думать не о руках ректора, а о том, куда могли сбежать мои родители. Впрочем, какая теперь разница… Они выкинули меня из дома и стали жить так, как хотели всегда: подальше от той, которую всегда ненавидели. Знать бы еще, в чем я провинилась — а я не знала.
Что-то словно толкнуло меня в плечо, и я подумала: не пойти ли мне на прогулку? В конце концов, я не обязана сидеть здесь, как в заточении. Это ведь выходные — выглянув в окно, я увидела, что дождь кончился, и компании студентов движутся в сторону города. Среди стайки барышень я заметила знакомую шляпку Веры и тоскливо подумала, что мы с ней, кажется, раззнакомились. Она приятельствовала со мной, когда ей нравилось чувствовать себя выше девчонки с чердака — но вряд ли она будет выше меня после того, как видела доставщицу еды за одним столом с ректором.
Мне стало грустно. Я не любила одиночество, но сейчас оно окутало меня и сказало: никуда ты не денешься. Для ректора и преподавателей ты магическая редкость, для студентов ты новая фигурка на шахматной доске академии, непонятная и раздражающая. Остаются только пончики, но не будешь ведь печь их каждый день.