Итак, идея пользы состоит в том, что отношения собственности должны способствовать приумножению объектов собственности (как материальных, так и любых других), а не порче или уничтожению их.
Своеобразным вариантом такой ценности, как польза, является добро. Добро можно определить как "пользу для другого". "Сделать добро" значит "сделать что-то полезное для другого человека", "дать ему что-то" или "сделать что-то за него". (Кстати, само слово «добро» во многих языках первоначально имело значение «имущество», что сохранилось в русской бытовой речи до сих пор). Впрочем, слово «добро» имеет и некоторые дополнительные значения, которые будут рассмотрены ниже.
Разумеется, пользы можно желать и себе, и другим. Заметим только, что сама по себе польза (и, соответственно, добро) никак не связана со справедливостью — прежде всего потому, что не предполагает сравнения с другими людьми. Здесь человек сравнивает себя (или другого) с собой же (или с ним же), а не с другими. Идея добра, кроме того, не есть идея превосходства над другими. Человек, желающий себе добра, хочет не того, чтобы ему стало лучше, чем другим, а именно того, чтобы ему стало лучше, чем ему было раньше, или чем есть сейчас. Человек сравнивает свое положение не с другими людьми (о них он может и не думать), а со своим же прошлым (или настоящим) положением.
Особенно это заметно, когда пользу приносят не себе, а другому — скажем, своему ребенку или любимой женщине. В таких случаях добро делают несмотря на то, справедливо это или нет. "Я подарил любимой норковую шубу, потому что хотел видеть ее счастливой", говорит вор, укравший эту вещь. Сделал ли он добро? Объективно говоря, да. Ей он безусловно хотел "сделать добро", неважно за чей счет. В менее драматичной ситуации отец, желая помочь сыну, устраивает его в престижный вуз "по блату", хотя по отношению ко всем остальным поступающим это крайне несправедливо. Он просто не думает о них.
Следует заметить, что идея пользы не только асимметрична, но и асинхронна. Она предполагает сравнение двух разных моментов времени (прошлого и настоящего, или настоящего и будущего). "Сделать что-то хорошее" всегда значит "сделать лучше, чем было".
Польза — не более содержательная идея, нежели справедливость. Как уже было сказано, желать добра (себе или другому) значит желать обладания чем-то, чего сейчас не имеется. «Лучше» здесь понимается именно в этом смысле. Но представления о том, что именно следует иметь и стоит ли иметь это вообще, в самой идее пользы нет. Эти представления должны взяться откуда-то еще. На бытовом уровне все просто: «лучше» для себя означает "как мне хочется", или "как я считаю полезным для себя", а для другого — смесь "как ему хочется" (по моим представлениям) и "как ему будет лучше" (опять-таки по моим представлениям). Эти представления могут быть неправильными как в том, так и в другом случае. Представим себе две ситуации. В первой родители запретили ребенку есть шоколад, потому что у него от шоколада сыпь на коже. Любящая бабушка тайком дает внуку шоколадную конфету, потому что внук ее выпросил у нее. Сделала ли бабушка добро? Да, — по своим представлениям. Возьмем другой, противоположный случай. Дочка хочет выйти замуж, а мать ей запрещает это, поскольку считает молодого человека неподходящей парой. Мать при этом говорит: "Я делаю это для твоего же блага". Более того, она действительно так думает. Делает ли она добро? Да, — по своим представлениям. Права ли она в своих представлениях? И если да, то в каком смысле?
Нормы поведения возникают, когда пустые понятия пользы и справедливости начинают чем-то наполняться. Общественная (но бессодержательная) идея справедливости и индивидуальная (но опять-таки бессодержательная) идея пользы должны превратиться в свод представлений о том, что чего стоит (справедливость) и что вообще имеет стоимость (польза). Эти представления меняются от общества к обществу и являются в значительной мере исторически обусловленными.
Общество, в котором большинство отношений между людьми полезны, обычно считает себя процветающим (или хотя бы стремящимся к процветанию). В противоположной ситуации отношения между людьми становятся разрушительными, или истощающими общество в целом.
Отдельной проблемой является совмещение пользы и справедливости. Как уже было сказано, полезное — не обязательно справедливо, а справедливость сама по себе не связана с пользой.
Более того, простейшие формы пользы и справедливости просто отрицают друг друга. Нет ничего более справедливого (и менее полезного), чем большое кладбище. Но предельное пожелание добра ("пусть все будет, как ты хочешь"), если бы оно осуществилось, привело бы к крайней несправедливости (в конце концов, Нерон и Калигула именно "делали что хотели", и не следует думать, что другие на их месте не захотели бы чего-то подобного).
Тем не менее существует ценность, некоторым образом сводящая вместе пользу и справедливость. Интересно, что она не похожа ни на ту, ни на другую. Это идея превосходства, доминирующая в сфере властных отношений.
Ее двойственная природа тесно связана с двойственной природой власти — как обладания тем, частью чего является сам обладающий, то есть отношения PS. Если справедливость — ценность общественная, а польза — индивидуалистическая, то превосходство некоторым образом является и тем, и другим. Вспомним определение справедливости — "пусть всем будет одинаково", и определение пользы (или добра) — "пусть мне (или кому-то) будет лучше".
Превосходство можно определить так: "пусть мне (или кому-то) будет лучше, чем всем остальным", что обычно звучит как "Я лучше (сильнее, могущественней, значительней) других".
Это определение, опять-таки, бессодержательно. Здесь ничего не говорится о том, что такое "лучше".[24]
Несовместимость справедливости и превосходства всегда волновала людей, пытающихся прийти к какой-то непротиворечивой жизненной позиции. При более-менее последовательном рассмотрении вопроса каждый раз получалось, что желание превосходства нелепо и бессмысленно, если мерять это желание критериями пользы или справедливости. На этом месте возникали целые философские системы и научные теории, сочинялись гипотезы об "инстинкте власти", о "воле к власти", якобы врожденной для человека и вообще для всех живых существ. Лев Гумилев в своих книгах называл то же самое явление «пассионарностью» и определял его как нечто противоположное "здоровым инстинктам" человека, в том числе и инстинкту выживания. Задолго до этого Ницше различал "волю к жизни", основанную на инстинкте самосохранения, и "волю к власти", которая (и только она одна!) может подвигать на действия против этого инстинкта.
Идея превосходства наиболее сильно выражает самую суть силы, соединяющей людей. Это и неудивительно, поскольку именно властные отношения и властное поведение реализует в себе обе компоненты этой силы (P S). Тут она проявляется наиболее отчетливо. "Руководитель прежде всего объединяет людей вокруг себя", говорят о властном поведении. Но это и значит, что в его распоряжении оказывается какое-то количество силы, соединяющей людей вместе, сколько-то энергии, обычно рассеянной в обществе. Это обычно вызывается тем, что в самом обществе этой силы остается меньше. Великие вожди и императоры обычно возникают в эпохи общественного хаоса и беспорядка, когда сила, соединявшая людей в общество, казалось бы, ослабевает. Но на самом деле она никуда исчезнуть не может — она просто переходит в свободное состояние, и ей оказывается возможным завладеть. Желание иметь власть — это желание иметь эту силу в своем распоряжении, больше ничего. Это и есть превосходство. В пределе можно пожелать превосходства не над какими-то конкретными людьми, а над обществом в целом.
24
Кстати, это «лучше», как правило,