– Вы – бессмысленное и сентиментальное существо, – сказал Диоклетиан по воксу своему новому спутнику.
Он услышал, как Зефон вздохнул на ходу. – Вы сказали, что я разочаровал вас, кустодий. Уверяю вас, это чувство взаимно. Я и не думал, что беседа с одним из Десяти Тысяч обернётся таким бессердечным разговором.
Диоклетиан не счёл его замечание достойным ответа
Он надеялся, что Керии с генерал-фабрикатором повезёт больше.
Нарушитель.
Это было первой мыслью Кейна. Ни личность нарушителя, ни когда осквернитель достигнет внутреннего святилища. Он даже не подумал о том, что же произошло настолько важное, что заставило чужака углубиться в катакомбы. Сам факт появления нарушителя стал его первой раздражающей мыслью. Сама дерзость появления.
Нарушитель.
Нарушители прерывали музыку. Они становились фальшивыми нотами посреди ритма грохочущих молотов и огненного дыхания. И это нарушение оказалось отвратительнее, чем большинство.
Загрей Кейн позволил себе отстраниться от гармонии в сердце песни железа и огня литейной. Отстранение происходило на трёх уровнях – духовном, физическом и познавательном. Сначала он выгрузил когнитивное сознание из ноосферных инфокластеров, где осуществлял одновременное руководство и управление несколькими тысячами слуг. Резкая потеря бесконечной информации стала дырой в его душе, когда голос Великой Работы затянуло во внезапную тишину.
Затем физически покинул командную колыбель, при помощи четырёх механических рук протащил себя вдоль нависающих стальных балок и опустился на гусеничную платформу, в которой располагалась нижняя половина его тела. Покалывающее давление подключения/отключения пронзило онемевшие и лишённые нервов внутренности, пока металлические провода извивались в аугметированные кишки. Установленное волкитное и гравитонное оружие вставило кабели в разъёмы на спине, плечах и позвоночнике. Орудия активировались, а затем сложились возле грудной клетки или прижались к горбатой спине.
Наконец, когда гусеницы бронированной платформы загрохотали вдоль лесов, покачиваясь и приближая его к посетителю – нарушителю – он стал готовиться к утомительным и неизбежным неточностям, которые являлись неотъемлемой частью общения с непросвещёнными людьми, вынужденными общаться на нечистом несовершенном языке.
Пока литейная грохотала, ревела, лязгала и гремела вокруг него, генерал-фабрикатор резко остановился перед стройной фигурой Рыцаря Забвения. Как и ожидалось, она носила перекрывающие друг друга золотые пластины своего ордена поверх традиционной бронзовой облегающей кольчуги. Волосы были собраны в воинский пучок, что также соответствовало его ожиданиям, как и застывшая дыхательная маска, также полностью совпавшая со снаряжением, обычно приписываемым Сёстрам Тишины. Её лицо отмечали чернильные символы – красная имперская аквила на лбу – словно её преданность и так не была очевидна.
А вот плачевное состояние военного снаряжения вызвало его интерес. Комплекс датчиков на месте левого глаза выпустил короткий мерцающий гололитический луч на доспехи Рыцаря Забвения, фиксируя характеристики незнакомых повреждений, нанесённых отдельным слоям. Интригующе. Очень интригующе.
Она поздоровалась последовательностью жестов. Кейна впечатлило, что она упомянула все двенадцать его полных титулов. Мало кто не из рядов марсианских Механикум знал и использовал подобные формальные нормы.
Загрей Кейн посмотрел на неё. Его голос раздался из аугмитера в горле, который представлял собой конструкцию из чёрной стали и полированной бронзы с человеческими зубами, и напоминал рычащую усмешку посередине шеи:
– Назовите причину вашего вторжения.
Она сделала три коротких жеста рукой.
– Я не считаю, что вообще “изменяюсь”, – сказал генерал-фабрикатор Священного Марса. Он поправил одной из четырёх рук почерневший от кузни и потемневший от пепла красный капюшон. – Изменение подразумевает возможность вырождения. – Мои перемены – эволюция, Рыцарь Забвения. Ещё один шаг к божественности. Теперь повторяю: назовите причину вашего вторжения.
Она назвала своё имя, не сказав ни слова. Её идентичность была бесполезна, но Кейн не стал обращать на это внимания. Однако разочарование росло. Если они были бы связанны ноосферным массивом данных, этот разговор – и каждая его деталь – уже завершился бы, а не скрывался за вступительным обменом любезностями.