Странно. Откуда-то из глубины леса мы услышали то ли эхо, то ли ответ на наше вытье и рёв настоящих волков и медведей.
Голый мужчина, стоящий на коленях, заткнул уши руками, плакал, плевался, раскачивался из стороны в сторону и повторял: «Не убивайте, братцы, не убивайте, рубашку возьмите, брюки, кошелек… жены-страдалицы ради…»
Мы не знали, что делать, продолжать комедию было глупо и жестоко.
И тут Боренька не растерялся. Перестал выть, посмотрел на свои наручные часы с будильником, и сказал будничным тоном: «Двадцать минут второго. Ребята, пошли назад, с него хватит. Видите же, психованный… А мне мать весь отдых испортит, если я после двух приду».
Мы не возражали, наоборот, были благодарны, развернулись и уже были готовы ретироваться, но тут неожиданно услышали тихий смех и хихиканье.
Смеялся голый человек, стоящий на коленях на лесной тропинке перед кучей трепья. Глумливо хихикал. Ничего он не боялся. И психованным не был. И мольбы его были мерзким притворством.
Мы как зачарованные смотрели на него. А он, насмеявшись вдоволь, встал, растопырил ноги, ничуть не стесняясь, поднял и распростер свои костлявые руки. Стал похож на букву «х». И начал медленно расти. И рос, рос…
Тут мы впервые увидели его лицо в зеленоватом лунном свете. Оно не было человеческим. Оборотень? И его тело – было не человеческим телом, а только его имитацией, под пятнистой кожей как будто ползали змеи…
Существо это стонало и корчилось как надуваемая снизу сильным вентилятором фигура из полиэтилена.
…
Мне было очень страшно, а Бореньке и Володе-Чайнику видимо нет. Или в них проснулся охотничий инстинкт? Не знаю. Не сговариваясь, они решили атаковать оборотня.
Чайник ударил его теннисной ракеткой. А Боренька метнул в него свой трезубец. Хотел его продырявить.
В тот момент, когда ракетка и трезубец коснулись кожи оборотня, все вокруг нас изменилось.
Кто-то в один миг сменил декорации. И включил свет.
Пропало кладбище, пропал лес. Могилы, деревья, тени…
Володя, Боренька, Цапля и я сидели по-турецки на пластиковом полу чистой и хорошо освещенной комнаты. Комнаты без мебели, без дверей и без окон. И без видимого источника света.
– Где это мы? – спросила дрожащим шепотом Цапля.
– Где, где, в нигде, – ответил всезнающий Боренька. – В пространстве зеро.
– Это что еще за дребедень?
Боренька ударился в объяснения. Использовал понятия, взятые из учебников по термодинамике и квантовой механике. Я ничего не понял, кроме того, что в нашей жизни что-то пошло наперекосяк.
Боренька предполагал, что из этого «пространства зеро» можно при желании попасть в любую точку мира.
– Понимаете, то, что мы увидели на кладбище – это не чудовище, а инопланетянин. А эта «комната», где мы сейчас сидим, – это его транспортное средство. Не ракета, а пространство зеро. Технология будущего.
– Инопланетянин? Какой мерзкий. Боюсь, никуда это дурацкое пространство нас не переместит. Пупок развяжется. И вообще, никакое это не пространство. И не комната.
– А где, по-твоему мы находимся?
– А черт знает где. Похоже, мы все под гипнозом и нам все это кажется. И комната эта и оборотень на кладбище. А на самом деле – мы валяемся в лопухах. Пьяные или дурные.
– Кто же нас загипнотизировал?
– Леший его знает. Может быть, этот дядька с сумкой. Никто не знает, что в другом человеке кроется. Может, он Мессинг?
– Зачем спорить о том, что легко проверить? – сказал Чайник и произнес громко и отчетливо, явно обращаясь не к нам:
– Прошу перенести нас в Нью-Йорк, в Музей Метрополитен.
Губа не дура. В Нью-Йорк!
Будь моя воля, я попросил бы перенести меня в нашу комнату в Доме отдыха. Боялся, что бабушка не спит и беспокоится обо мне. У нее мог начаться приступ астмы. Но сказанного не воротишь. Кто-то явно услышал и понял слова Володи. Нашу комнату и нас вместе с ней несколько раз встряхнуло. Потом завертело. А затем… нас с огромной скоростью потащила куда-то неведомая сила. На Луну или в преисподнюю.
Я зажмурил глаза.
А когда я их открыл…
Я и мои друзья находились в большом зале с средневековыми христианскими скульптурами и картинами на стенах.
Неужели мы действительно в Нью-Йорке, в музее? Трудно было понять. Жалюзи на окнах были опущены.
Что-то было однако не так. Мы не сразу поняли, что…
Тут, в этом зале, полном предметов искусства, мы не были людьми. Наши души и сознание были вложены (как ручки и карандаши – в школьные пеналы) в деревянные скульптуры. Мы видели все вокруг деревянными глазами, мы могли телепатически общаться друг с другом, но не могли пошевелить и пальцем или хотя бы моргнуть.