Он надеялся, что не скоро снова окажется в таком положении.
Коди почувствовал, что напрягся, как только показалась палатка колдуна.
Хорошо еще, что он не ложился спать прошлой ночью, иначе ему приснились бы кошмары о том, что они видели вчера в палатке. Он не был готов признать, что это магия, но другой жизнеспособной теории у него не было.
Все, что он знал наверняка, было то, что там что-то произошло; что-то, что заставило каждый волосок на его теле встать дыбом.
Возможно, что-то он просто понапридумывал, но то ощущение в животе… Коди чуть не вывернуло.
А когда зажгли свечи и он посмотрел на лицо Ленуара, то понял, что инспектор тоже это почувствовал.
Если бы на кону стояло что-то меньшее, чем тысячи жизней, Коди не вернулся бы туда ни за какие деньги и посулы.
Они пробрались сквозь толпу и проскользнули между кольями, стоявшими по периметру палатки. Проходя мимо, Коди плечом задел один из свисающих кусочков шкуры, отчего тотчас зазвенели бусинки и застучали косточки, прикреплённые к нити. Сержант вздрогнул.
Внутри на фоне тусклого янтарного света свечей вырисовывался одинокий силуэт.
— Доброе утро, — сказал колдун своим мелодичным акцентом.
— Одед, — Ленуар склонил голову в знак приветствия. — Надеюсь, вы чувствуете себя лучше?
— Насколько это возможно.
— Вы готовы нас сопровождать?
Одед тихо вздохнул.
— Готов.
В темноте что-то шевельнулось.
Коди застыл, его рука потянулась к пистолету, когда длинная тонкая жилка мрака приблизилась к столу в дальнем конце палатки. Из тени послышался голос:
— Интересно.
Коди выругался себе под нос и опустил руку.
Как, во имя всего святого, Мерден пересек шатер так, что он этого не заметил?! Ведь всего несколько секунд назад адали стоял рядом с сержантом.
«Колдуны», — раздраженно подумал он.
Мерден сдвинулся в сторону, и теперь Коди ясно видела его фигуру, склонившуюся над столом и внимательно его изучающую. Он указал на что-то и задал вопрос на языке адали. Одед ответил. Мерден приподнял одну из бутылочек и задал следующий вопрос. И ещё один. И ещё.
«Обмен рабочими секретами», — подумал Коди. Он был рад, что не понимает ни слова из сказанного.
— Как ваша больная? — спросил Мерден, вновь переходя на брайлишский.
— Отдыхает со своей семьей, — Одед устало улыбнулся. — Она поправится.
— Как вы можете быть уверены? — спросил Коди.
— Опыт.
Ответ был не самым полным, но Коди промолчал; Одеду и так сегодня придётся вытерпеть кучу скепсиса.
— Если мы здесь закончили, то давайте выдвигаться, — предложил Ленуар. — Время не на нашей стороне.
— Вы правы, — кивнул Одед, — только вы сейчас хотите впустую потратить ещё несколько часов. Ваши доктора не примут мою помощь.
— Примут, если хотят, чтобы всё сложилось лучшим образом, — возразил Ленуар.
Мерден искоса взглянул на него.
— А если нет? Что вы будете делать, инспектор? Бросите их в тюрьму? Станете угрожать расстрелом?
— Придётся.
И хоть убей, Коди не мог понять, шутит он или нет.
Глава 9
— Да вы шутите!
Хорст Лидман уставился на Ленуара так, словно инспектор только что приказал ему прыгать на одной ноге и лаять, как собака.
Вероятно, для доктора сказанное инспекторам выглядело именно так.
— Я совершенно серьезен, — сказал Ленуар. — Судя по тому, что мы видели, их лечение работает.
Лидман сцепил пальцы и глубоко вздохнул, словно пытаясь успокоиться.
— Я врач и ученый, инспектор, и, не желая вас обидеть, скажу, что эти…, - он взглянул на двух адали, стоявших позади Ленуара, — … народные методы не имеют под собой научной основы.
— Это правда, — сказал Мерден. — Тем не менее, в отличие от большинства ваших научных трудов, наши методы работают.
«Это вряд ли поможет», — подумал Коди.
Ленуар, похоже, был такого же мнения, и бросил на Мердена раздражённый взгляд.
— Это не соревнование. На карту поставлены жизни, и я надеюсь, что целители — такие, как вы, — смогут отбросить философские разногласия, по крайней мере, сейчас.
Лидман мрачно покачал головой.
— Вы не понимаете, инспектор. Если бы речь шла только о философских разногласиях, меня можно было бы уговорить на эксперимент. Но в данных обстоятельствах это совершенно невозможно. Эти пациенты находятся под моей опекой, и мой долг — обеспечить им лучшее медицинское лечение, известное науке. Поступать иначе, было бы неэтично.