— Любопытный аргумент, — сказал Мерден, — поскольку подавляющее большинство пациентов, находящихся на вашем попечении, умирают. Такой ученый, как вы, безусловно, должен понимать, что повторение одного и того же эксперимента снова и снова вряд ли приведет к другому результату. Ваша гипотеза ошибочна, и настало время для новой.
У Лидмана покраснело лицо.
— Да как вы смеете…
— Продолжать нет смысла, — вмешался Одед. — Всегда одно и то же. Этих врачей беспокоит лишь их собственная гордыня.
— Вы ничего не знаете обо мне, сэр, — холодно ответил Лидман.
Ленуар зарычал и сжал на секунду переносицу, словно стараясь не взорваться.
Тем временем адали и врач продолжали препираться.
Коди чувствовал, что разговор уходит в сторону, а вместе с ним исчезает и их последняя надежда. И он выпалил, прежде чем успел обдумать последствия:
— А что вы скажете о синяках, доктор?
— О чём вы, сержант?
— Вчера вы говорили, что не видели ни одного выздоровевшего после того, как у него появляются синяки.
— И что?
— А мы видели. Вчера.
Конечно, формально это было не так: им сказали, что женщина поправится, но своими глазами они этого не видели. Но Коди был совершенно уверен, что никто из его спутников не станет ему перечить.
Но это всё равно не имело значения. Лидман просто отмахнулся от сказанного.
— Вот как? Вчера, говорите? Тогда как вы можете утверждать, что он поправился? Может, это просто временное улучшение?
Одед открыл рот, чтобы ответить, но Коди оборвал его, решив высказать свою точку зрения до того, как спор возобновится.
— А как часто вы сами отмечали временное улучшение у пациентов со столь далеко зашедшими симптомами?
Судя по тому, что Лидман сказал при их последней встрече, Коди был уверен, что знает ответ.
Врач заёрзал на стуле.
— Ни разу.
— Если эти синяки в значительной степени являются смертным приговором, то какой вред в том, чтобы позволить Одеду попытаться вылечить одного из пациентов с синяками? Он ведь не сможет сделать еще хуже, верно?
Лидман вздохнул, глядя на Коди налитыми кровью глазами.
— Подобная логика может показаться убедительной в абстрактном случае, сержант, но сейчас речь идет о человеческих жизнях. Каждая из них священна. Мы с вами не имеем права решать, кому нельзя помочь, а над кем можно поэкспериментировать.
— Но наверняка…
— Вы женаты, сержант?
Коди нахмурился.
— Это совершенно не ваше дело, но… Нет.
— И, тем не менее, уверен, что существуют люди, которых вы любите. Может, мама?
— И что?
— Представьте себе, что ваша мать, не дай бог, заболела этой ужасной болезнью. Как бы вы себя чувствовали, если бы я сказал вам, что ей уже ничем нельзя помочь? Что я перестану пытаться спасти ее, а вместо этого планирую подвергнуть ее какому-то языческому ритуалу, который почти наверняка не принесет ничего, кроме ужаса в последние часы ее жизни? Чего вы будете от меня ждать?
Это был справедливый вопрос.
Коди не верил в демонов, и он не хотел верить в магию. Он действительно верил в Бога и вовсе не был уверен, что Господь одобрит эксперименты с колдовством, какими бы отчаянными ни были обстоятельства. Но если бы речь шла о его матери, и это был бы её последний, единственный шанс…
— Я не уверен, но, по крайней мере, хотел бы, чтобы у меня был выбор.
Лидман задумчиво прищурился. Почувствовав некую брешь Ленуар произнёс:
— Вы правы, доктор, никто из нас не имеет права решать судьбу больных. Так давайте спросим близких пациента, которого вы считаете смертельно больным. Пусть они сами решают, стоит ли рисковать.
Лидман посмотрел на Одеда, в раздумьях покусывая губу. Он попался на крючок, хотя ещё и не заглотил его полностью.
— Как это работает?
Коди внутренне содрогнулся, зная, какой ответ даст Одед.
— Зависит от обстоятельств, — ответил целитель. — Из очень больных я сперва должен изгнать демона.
Глаза Лидмана снова обратились к Ленуару, а рот скривился в сардонической ухмылке. Ленуар поднял руку.
— Объяснение может вас не удовлетворить, доктор, но результаты неоспоримы.
Мерден прищёлкнул языком.
— Я не понимаю вас, южан. Вы верите во Всемогущего Бога, которому постоянно молитесь, особенно когда ваши близкие больны. Так в чём же отличие?
— Я редко предписываю больным молиться, сэр, и если бы мне пришлось это сделать, то это было бы для успокоения их души, а не для исцеления.
Мерден не смутился.
— А вы когда-нибудь применяли грибы-барабанщики для лечения инфекции?