— Бросаешь своего партнера на втором — последнем — круге? — Бевин засмеялся, поднимая пустую бутыль в одобрительном знаке. — А у тебя есть яйца, малец!
Волосач воспринял это не лучшим образом.
— Ах ты, маленький…
Что бы ни случилось дальше, все было заглушено, когда Волосач перевернул стол, рассыпав карты и монеты. Барменша взвизгнула и отскочила назад, пролив эль на свое платье. Волосач оттолкнул ее с дороги.
— Да я тебе шею сверну! — он начал обходить стол, не спуская убийственного взгляда с Зака.
Бевин схватил его за руку.
— Успокойся, приятель. Это всего лишь игра в карты. Мы даже ставили немного.
— К тому же, он всего лишь ребенок, — добавил Август. Он дружески хлопнул Зака по плечу, отхлебнув ещё эля. Зак с трудом поднялся на ноги.
Тихий стук заставил всех опустить глаза на пол. Удар Августа выбил кошель с монетами из внутреннего кармана жилета Зака. Сине-белый кошелёк с проклятой лерианской розой, вышитой сбоку.
«Да что ж мне так не везёт?» — уныло подумал парнишка.
Август поднял глаза и встретился взглядом с Заком.
— Ты наклонился так близко, — беспомощно развёл Зак руками. — Я думал, ты смотришь на мои карты…
— Ах ты, маленький…, - лерианец потянулся за ножом.
Зак рванул в сторону, перепрыгнул через перевернутый стул и бросился к выходу, демонстрируя Четвертый Закон Брика:
Всегда садись ближе к двери.
* * *
— Интересно, — протянул Ленуар.
Зак с сомнением посмотрел на инспектора. Как бы ему ни хотелось верить, что он нашел что-то важное, он не понимал, что в его рассказе могло заинтересовать. Он полагал, что Ленуар просто пытается подбодрить его, не показывая, как он разочарован.
Иногда он так и делал — притворялся, что не разочарован. Зак всегда видел инспектора насквозь, и это всегда было для него ударом. Но на этот раз было особенно тяжело, потому что вопрос был настолько важным. Люди умирали.
По крайней мере, он может показать инспектору, что достаточно умен, чтобы понять, в чем его ошибка.
— Я даже не уверен, что они говорили об одной и той же болезни, — сказал он, отрезая очередной кусок бифштекса и обмакивая его в подливку, как всегда делал Ленуар. — К тому же он сказал, что это было много лет назад.
— Это точно.
Зак перевернул кусок мяса.
— И даже если это была та же самая болезнь, и она действительно пришла на «Серендипити», я не понимаю, зачем её распространять в Лагере. Что они получат от этого?
Ленуар одарил его лёгкой улыбкой.
— Отлично, Зак. Ты рассуждаешь, как инспектор.
Зак заерзал на стуле, стараясь не выглядеть излишне довольным.
— Самое важное, что нужно выяснить — это мотив, — сказал Ленуар. — Как только ты поймешь, почему было совершено преступление, и кто от этого выиграет, ты будешь гораздо ближе к его раскрытию. — Он вздохнул и сделал глоток вина. — Именно поэтому ты прав, что настроен скептически. Действительно, трудно себе представить, какую выгоду могли бы извлечь несколько простых матросов, убивая тысячи людей в Лагере.
— Может, они имеют что-то против трущоб?
— Они, вероятно, сами живут в трущобах, когда не находятся за границей. Нет, я думаю, очень маловероятно, что они замешаны. И все же я допрошу их, просто чтобы убедиться в своей правоте.
Зак поморщился.
— А вы сможете это сделать, не упоминая обо мне?
Ленуар понимающе посмотрел на него.
— Пощипал несколько кошельков, да?
— Он заглядывал в мои карты!
— Серьёзно, Зак: как ты собираешь мне помогать, если половина моряков в городе жаждут пустить тебе кровь?
— Да всё не так уж плохо. К тому же, я закончил свою работу, разве нет?
— Я думал, тебе нравится на пристани.
— Это было до того, как я пять дней подряд слушал, как моряки рассказывают о шлюхах.
Ленуар фыркнул.
— Уверен, у них это не единственная тема для разговора.
«Да почти единственная, — мысленно ответил Зак, — и настолько подробная, что не оставляет никакого простора для воображения».
Правда, Зак особо и не воображал на этот счёт. Он мало времени проводил среди девушек, а те, с которыми общался, больше походили на мальчишек. Может, они были бы более… похожими на девушек, если бы родились при иных обстоятельствах. Но там, откуда пришел Зак, не было ни накрахмаленных платьев, ни лент в волосах. Жизнь на улицах ломала и ожесточала.
Как камни в водах реки: какую бы форму им изначально не придал Господь, через несколько лет под ударами течения они все становились одинаковыми.