— Ударили по голове.
— Жестоко, — Иннес снова заколебался. — Я слышал слухи, инспектор.
Ленуар промолчал.
— Коди… в порядке?
Ленуар не был удивлён, что слух о состоянии сержанта уже распространился среди ищеек. Единственное, что распространяется быстрее чумы, — это слухи о ней.
— Коди не в порядке, сержант, — тихо сказал он. — Пока. Но я надеюсь, он справится.
— Я тоже, — кивнул Иннес.
Последовало долгое молчание. Ленуар и Иннес внимательно наблюдали за тревожными перемещениями в Лагере.
— Вы не возражаете, если я немного постою с вами на посту? — наконец спросил Ленуар. — Подожду.
— Конечно, инспектор. А чего вы ждёте?
— Чуда.
* * *
— Это невероятно, — сказала сестра Рея, беря Ленуара за руку и ведя его в лечебную зону. Она буквально светилась от восторга. — Сами убедитесь.
Второй раз за год Ленуар смотрел на неподвижную фигуру Брэна Коди. По крайней мере, на этот раз сержант не впал в кому. Он спал, его грудь мирно вздымалась и опускалась, но лицо все еще выглядело ужасно, а пятна, виднеющиеся из-под брюк, потемнели и стали фиолетовыми. Если здесь и было какое-то чудо, то Ленуар его не видел.
— И это называется «лучше»? — с сомнением спросил он.
— О, да! Лихорадка ушла, носовое кровотечение прекратилось. И посмотрите на гематому на его лодыжке!
Ленуар посмотрел, куда было сказано.
— Она ещё хуже, чем прежде.
Рея улыбнулась:
— Может быть, выглядит она и хуже, но на самом деле это хороший знак. Когда кровотечение свежее, синяк становится красным. Этот более темный цвет означает, что кровь свернулась.
«Как у трупа», — непроизвольно подумал Ленуар.
— А вот и второй пациент. Посмотрите. — Рея подвела его к следующей кровати. Молодая женщина спала, как и Коди. И, как и с Коди, никакого чуда на ней инспектор не заметил. Конечно, она была жива, но ее кожа была пепельной, а под глазами чернели огромные круги.
— Значит, лечение работает? — не очень уверенно произнёс Ленуар.
Зато у сестры Реи уверенности хватало на двоих.
— И лучше, чем то, которым мы пользовались прежде, — просияла она. — Гораздо лучше! Где мы можем получить ещё?
— Его продают на улице.
Сестра поражённо уставилась на инспектора.
— Так просто? Но ведь тогда все бы его покупали сами!
— Возле продавца всегда собирается толпа желающих, но для большинства лекарство слишком дорого. Он просит две кроны за бутылочку.
— Две кроны?! — ахнула женщина. — Но это бесчеловечно!
Ленуар был полностью согласен.
— Мы никогда не сможем позволить себе закупить нужный объём!
— Вам и не придётся. — Ленуар развернулся и направился к выходу из палатки.
— Куда вы идёте?
— За лекарством, — решительно ответил Ленуар и вышел на улицу.
Сама настойка и человек, который её продавал, вот-вот должны были стать собственностью Департамента полиции Кенниана.
Глава 26
Сержант Рэй Иннес любил хорошие допросы.
Это был тот момент, когда вся твоя тяжелая работа, вся возня в дерьме начинала приносить свои плоды, и ты мог увидеть, как свинья, за которой ты гонялся, получает то, что ей причитается.
Он никогда не уставал смотреть, как они извиваются. И Бог свидетель, этот парень будет корчиться и визжать, как свинья на бойне, по крайней мере, если Иннес решит, что ему есть, что сказать.
Коди был болен из-за этого ублюдка. Или, по крайней мере, именно из-за него ему стало хуже. Инспектор Ленуар ничего не объяснил (он никогда этого не делал), но, судя по тому, что он рассказал Иннесу, этот тощий парень — тот самый, которого Иннес сейчас держал за шиворот, — хранил кучу лекарства от чумы.
Чертово лекарство. Все эти люди умирали, их рвало кровью, а этот паразит сидел, как дракон на сокровищах, на единственной вещи, которая могла их спасти, просто чтобы заработать немного денег.
От этого Иннесу захотелось свернуть паразиту тощую шею.
Конечно, шефу это не понравится. Иннес получит оплеуху, а может, и похуже. Но ему начинало казаться, что оно того стоило.
— Теперь эта комната, — прорычал он, вкладывая в свой голос все оттенки угрозы, на которые был способен, — моя любимая часть участка. Мы называем её Ямой. А знаешь почему? — Он грубо подвел пленника к единственному стулу в центре комнаты и толкнул его на него. — Потому что здесь мы жарим свиней. — Упершись руками в подлокотники кресла, Иннес наклонился так близко, что почувствовал дыхание перепуганного мужчины. — На этом наша экскурсия подходит к концу.
— Благодарю вас, сержант, — голос раздался из-за его плеча и был абсолютно безэмоционален. Иннес не мог сказать, был ли инспектор Ленуар раздражен, удивлен или зол. На лице инспектора застыла маска, которую он использовал для допросов, спокойная и непроницаемая.
Пытаться угадать мысли Ленуара — всё равно что смотреть через каменную стену. В этом инспектору не было равных — запугивать, не произнося ни слова. Только в половине случаев он и сам не отдавал себе в этом отчёт.
Иногда можно было посмотреть на него и понять, что он думает о тебе. Эти темные глаза, пронзительные и хитрые, смотрят прямо сквозь тебя. Можно было практически рассмотреть, как крутятся колесики в его голове. Этого было достаточно, чтобы заставить мужчину втянуть живот и выпрямиться по-настоящему.
Ленуар прислонился к стене рядом с дверным косяком, скрестив руки на груди и глядя на пленника немигающим взглядом. Как обычно, он позволил тишине сделать всё работу за него, позволив напряжению обвиться вокруг них, как змее, медленно сжимающей свою хватку.
— Я не понимаю, почему я здесь! — Пленник смотрел на Ленуара снизу вверх. — Я не сделал ничего плохого!
Инспектор промолчал.
— А вот мне кажется, ты сделал много чего плохого, — сказал Иннес. Он знал свою роль в этом деле. Наслаждался ею. Он был плохим полицейским — эту роль он играл с того самого дня, как вступил в ряды ищеек, благодаря своим габаритам. Это было естественно. Вот почему инспектор выбрал именно его, сняв с дежурства и заменив каким-то стражником. Потому что Иннес был первоклассным устрашением.
Он не часто допрашивал подозреваемых вместе с инспектором Ленуаром — Коди и сам прекрасно справлялся с этой задачей, так что у инспектора не было особого желания искать кого-то еще, — но это не означало, что Иннесу не хватало практики. Практика всегда была одна и та же: сержант (а иногда и стражник) был устрашающим, а инспектор — холодным, расчетливым человеком, которого не тронули бы ни слезы, ни мольбы, ни заявления о невиновности. Инспектор Ленуар играл эту роль лучше любого из них. И это тоже было естественно.
— По крайней мере, ты скользкий ублюдок, — проворчал Иннес. — Все эти люди умирают, по сотни в день, и все это время ты хранишь лекарство только для того, чтобы разбогатеть.
— А я и не скрывал этого! — Глаза мужчины чуть не вылезли на лоб, как у испуганной лошади, и всё тело напряглось. — Я предлагал его с самого начала! Брал деньги, конечно, но ведь это не противозаконно, разве нет?
«А должно быть», — подумал Иннес. Но так никогда не будет. Сержант даже не представлял, что они могут предъявить этой свинье. Хотя это и не имело значения — главным тут был Ленуар, а инспектор точно знал, что делал.
Поэтому Иннес продолжил свою партию:
— Брал деньги, ну конечно. По две кроны за бутылочку. Что же ты за мразь такая, что использует отчаявшихся людей в своих интересах? — Он снова наклонился вперед. — Ты знаешь, сколько ищеек подхватили чуму на баррикадах? И заместитель нашего инспектора. Мой друг. Ты хоть представляешь, каково это? — Он выпрямился и начал растирать кулаки, очень медленно и тщательно. — Должен признаться, что это чертовски выводит из себя. Начинаешь искать виноватых. А тут ты…
Мужчина выпучил глаза и начал судорожно ловить ртом воздух. Он был на гране истерики.