– Мы уже ею переболели, – ответил один из них с коротким смешком. – В жизни мне никогда не было так плохо, но я не умер, а чумой, говорят, болеют только раз.
– Тогда вы счастливчики, – поздравил их Фельдегаст.
Они двинулись дальше, к следующему перекрестку.
– Далеко еще? – спросил Бельгарат.
– Еще немного – и мы под землей, в безопасности, – обратился к нему Фельдегаст.
Дойдя до середины улицы, Гарион заметил движение у дверей какого-то дома и услышал слабый стон. В пламени пожарища он разглядел то, что там происходило. У порога лежало скорчившееся тело женщины, а рядом с ним плакал ребенок, совсем маленький, не старше года. В его глазенках застыл ужас.
Сенедра бросилась к ребенку, протянув вперед руки.
– Сенедра! – вскричал Гарион, пытаясь освободить руки от поводьев. – Нет!
Но прежде чем он смог броситься вслед за ней, его опередила Велла. Она схватила Сенедру за плечо и грубо заломила ей руки.
– Пусти! – визжала Сенедра. – Разве ты не видишь – это же ребенок! – Она попыталась освободиться.
Велла окинула маленькую королеву ледяным взглядом, а затем с размаху ударила ее по лицу. Гарион ужаснулся – никто никогда еще не бил Сенедру.
– Ребенок мертв, Сенедра, – с жестокой прямотой сказала ей Велла. – И если ты подойдешь к нему, ты тоже умрешь.
Она тащила ее прочь. Через ее плечо Сенедра все смотрела на хнычущего ребенка, протягивая к нему руки.
Бархотка подошла к ней и, обняв за плечи, повернула так, чтобы она не видела ребенка.
– Сенедра, ты должна прежде всего думать о своем собственном ребенке. Ты ведь не хочешь заразить его этой ужасной болезнью?
Сенедра полными слез глазами взглянула на нее.
– Или ты хочешь умереть, так и не увидев его?
Всхлипнув, Сенедра бросилась на грудь Бархотки и горько разрыдалась.
– Надеюсь, она на меня не обидится, – пробормотала Велла.
– У тебя хорошая реакция, Велла, – сказала ей Польгара, – и ты быстро соображаешь, когда нужно.
Велла пожала плечами.
– Я убедилась, что небольшая пощечина – лучшее лекарство от истерики.
– Да, это, как правило, действует, – согласилась ее собеседница.
Какое-то время они шли по улице, а затем, вслед за Фельдегастом, свернули в очередной вонючий переулок. На двери заколоченного склада он нащупал засов.
– Прошу вас, – произнес Фельдегаст, распахивая дверь, и все последовали за ним. По длинному скату они спустились в похожий на пещеру подвал, где Ярблек и маленький жонглер, отодвинув несколько ящиков, открыли вход в туннель.
Они ввели туда своих коней, а Фельдегаст задержался наверху, чтобы снова замаскировать ход.
– Вот так, – сказал он, самодовольно потирая руки. – Теперь никто не узнает, как мы отсюда выбрались. А теперь – в путь!
Мысли Гариона были далеко не лучезарны. Он сбежал от человека, с которым хотел бы дружить. И оставил его в городе, охваченном чумой и пожаром. Может быть, он мало чем смог бы помочь Закету, но это бегство заставляло его чувствовать себя виноватым. Правда, он знал, что выбора у него не было. Цирадис была непреклонна. Подчиняясь необходимости, он отвернулся от Мал-Зэта и обратил свой взор в сторону Ашабы.
Часть третья
АШАБА
Глава 13
Дорога, ведущая на север от Мал-Зэта, пролегала через плодородную долину, которую ярко-зеленым туманом покрывали молодые ростки, и теплый весенний воздух был напоен запахом прелой земли. Пейзаж во многом напоминал зеленый ковер равнины Арендии или Сендарии. Конечно, на пути им попадались и деревни с белыми домами и черепичными крышами, у дверей которых лаяли собаки. В ярко-голубом небе плыли пышные облака, словно барашки на лазурном пастбище.
Дорога коричневой пыльной лентой пролегала через зеленые поля и петляла, извиваясь, там, где над землей возвышались округлые холмы.
Они выехали утром, сопровождаемые ярким сиянием солнца и звоном колокольчиков, привязанных к шеям мулов Ярблека. В эти трели вплеталось пение птиц, приветствовавших солнце. Сзади, где лежал охваченный пожаром Мал-Зэт, поднимался огромный столб густого черного дыма. С тех пор как они выехали, Гарион не мог заставить себя обернуться.
Гарион и его друзья были не единственными беженцами из зараженного чумой города. В одиночку или маленькими группами утомленные путники двигались на север, в страхе избегая любых контактов друг с другом, уходя с дороги и забираясь далеко в поле, если они хотели кого-то обогнать, и возвращаясь на пыльную коричневую ленту дороги, только будучи на безопасном расстоянии от других беженцев, Все тропинки, ответвляющиеся от дороги и ведущие на покрытые яркой зеленью поля, были забаррикадированы свежесрезанным кустарником, и у этих баррикад стояли на страже крестьяне с мрачными лицами, неумело держа в руках палки и арбалеты и крича всем и каждому, кто проезжал мимо них, чтоб они держались подальше.
– Крестьяне, – презрительно произнес Ярблек, когда их караван проследовал мимо одной из таких баррикад, – они во всем мире одинаковы. Есть у вас чем поживиться, они рады вас видеть, ну а нет – проваливайте подальше. Неужели они и в самом деле думают, что кому-то нужна их вонючая деревенька? – Он с раздражением нахлобучил на уши меховую шапку.
– В них говорит страх, – ответила ему Польгара. – Они знают, что их деревня убога, но это все, что у них есть, и они хотят, чтобы ее не тронула беда.
– А разве баррикадами и угрозами можно чего-нибудь добиться? – спросил он. – Я имею в виду – предотвратить чуму.
– Иногда. Если они выставили их с самого начала.
Ярблек усмехнулся и искоса взглянул на Шелка. Маленький человечек снова надел свое привычное походное платье – темное, неприметное, без украшений.
– Демоны, а теперь еще и чума – ну и обстановочка. Что, если мы упраздним то, что организовали здесь, в Маллорее, и переждем, пока все не образуется?
– Ты сказал это не подумав, Ярблек, – возразил ему Шелк. – Война и беспорядок благоприятствуют торговле.
Ярблек бросил на него хмурый взгляд.
– Я так и знал, что ты это скажешь.
Впереди, на расстоянии полумили, виднелась еще одна баррикада, на этот раз она преграждала дорогу.
– Что это? – гневно спросил Ярблек, натягивая поводья.
– Поеду посмотрю, – сказал Шелк, пришпоривая коня. По инерции Гарион последовал за ним.
Когда они были на расстоянии пятидесяти ярдов от баррикады, из-за нее выскочили с десяток перепачканных в грязи крестьян, одетых в холщовые рубахи, и нацелили на них арбалеты.
– Стоять! – угрожающе приказал один из них. Это был крепкий мужик с жесткой бородой и немилосердно косящими глазами.
– Мы просто хотим проехать, дружок, – сказал ему Шелк.
– Платите пошлину, иначе не проедете.
– Пошлину? – воскликнул Шелк. – Эта дорога принадлежит императору. Здесь пошлин не берут.
– А теперь берут. Вы, горожане, всегда нас надували и обманывали, а теперь хотите заразить нас своей болезнью. Так что настал ваш черед платить. Сколько у вас с собой денег?
– Заговори его, – шепнул Гарион, озираясь вокруг.
– Ну что ж, – обратился Шелк к косоглазому крестьянину тем тоном, который он обычно приберегал для серьезных переговоров. – Давай потолкуем.
Деревня поднималась в четверти мили от них грязным беспорядочным нагромождением на вершине покрытого травой холма. Гарион сосредоточился, собирая всю свою волю, затем слегка махнул рукой в направлении деревни.
– Дымись, – едва слышно прошептал он. Шелк все еще торговался с вооруженными крестьянами, стараясь подольше потянуть время.
– Хм, извините меня, – осторожно вмешался в их разговор Гарион, – но по-моему, там что-то горит, – сказал он, указывая в направлении деревни.
Крестьяне в ужасе уставились на столб густого дыма, поднимающийся над деревней. Побросав арбалеты, они с криками ужаса побежали через поле туда, где произошло несчастье. Косоглазый бросился вслед за ними, крича, чтобы они вернулись на свои посты. Затем он побежал назад, угрожающе размахивая арбалетом. Лицо его приняло страдальческое выражение – он разрывался между желанием получить деньги, добытые вымогательством у путешественников, и ужасной мыслью о том, что огонь пожирает сейчас его дом и все постройки. Наконец, не в состоянии больше этого вынести, он бросил свое оружие и кинулся вслед за остальными.