— Да, вот этот самый замок, — сказал он мрачно. — Там голова чешется так, что терпеть невозможно. Поэтому мы и не ходим туда уже много лет. Хотя гора, на которой он стоит, пахнет золотом так, что голова идет кругом.
Бен и Серношерстка поглядели на гору напротив.
— Кто же там живет? — спросил Бен с тревогой.
— Этого мы не знаем, — прошептал Амигдалоид.
— Понятия не имеем, — пробормотал Галькобород и смерил Бена с Серношерсткой мрачным взглядом.
— И не хотим знать, — буркнул Гипсобород. — Там творятся темные дела. Совсем не для нас, правда, братцы?
Все четверо покачали головами и еще ближе придвинулись друг к другу.
— Похоже, нам нужно срочно улетать отсюда, — сказала Серношерстка.
— Говорил я тебе, желтого нужно избегать! — Бен с тревогой посмотрел на Лунга, но тот все еще мирно спал, только слегка повернул голову во сне. — Нам нужно было гораздо дальше на юг. Но ты же мне не поверила.
— Да, было дело, — Серношерстка сосредоточенно обкусывала свой коготь. — Теперь уж ничего не поделаешь. До захода солнца мы вылететь не можем. И Лунг должен непременно весь день проспать, иначе он будет ночью таким усталым, что не сможет лететь. Ну что ж, — она хлопнула в ладоши, — самое время пополнить мои запасы! Эй, ребята! — она нагнулась к горным гномам. — Покажете мне, где тут есть ягоды и корешки повкуснее?
Четверо малоросликов зашептались между собой. Наконец Гипсобород с серьезным видом вышел вперед, выпрямился и сказал:
— Мы покажем тебе, кобольд, хорошее местечко, но только в том случае, если дракон обнюхает для нас скалы.
Серношерстка удивленно поглядела на него:
— Это еще зачем?
Тут и Галькобород не выдержал.
— Драконы чуют сокровища! — торжественно прошептал он. — Это всем известно.
— Да что ты? — Серношерстка усмехнулась. — Кто ж это вам рассказал?
— Так говорят предания, — ответил Гипсобород. — Предания о тех временах, когда еще бывали драконы.
— Здесь их было много. Очень много, — добавил Амигдалоид. — Но… — он печально пожал плечами. — Они все давным-давно исчезли, — он с восхищением покосился на Лунга.
— Мой дед по матери, — сказал Графит, — еще ездил верхом на драконе. Дракон вынюхивал для него золото и серебро, кварц, аквамарин, и горный хрусталь, и яшму, и малахит, — гном закатил глаза от восторга.
— Ну, раз так, — Серношерстка пожала плечами, — я попрошу дракона, когда он проснется, выполнить вашу просьбу. Но только в том случае, если вы покажете мне по-настоящему хорошее место.
— Ладно, пошли! — гномы потянули Серношерстку за собой туда, где гора круто спускалась к долине. С привычной ловкостью они быстро шагали по отвесному склону Серношерстка испуганно отпрянула.
— Что, туда вниз? — спросила она. — Ни за что! Я с удовольствием лажу иногда по холмам, когда они округлые и мягкие, как кошачья спинка, но это… Нет уж! Знаете, ребята, вы сбегайте лучше сами, принесите мне что-нибудь. А я подожду здесь и позову вас, когда дракон проснется. Договорились?
— Как хочешь, — откликнулся Графит, исчезая внизу. — Только позови обязательно.
— Честное слово, — Серношерстка поглядела вслед гномам и покачала головой. — Надеюсь, они знают, что любят кобольды, — пробормотала она. И заступила на вахту.
К сожалению, она не заметила, что самый толстый из гномов, Галькобород, незаметно отделился от остальных и исчез за ветвями старой ели.
КРАПИВНИК, ОН ЖЕ ЗОЛОТОЙ
Гномы были правы.
Замок, неподалеку от которого приземлился Лунг, был мрачным местом и намного опаснее для дракона, чем для горных гномов. Гномы интересовали обитателя замка не более чем мухи или пауки. Зато дракона он поджидал уже сто пятьдесят лет.
Стены замка давно размыло дождем, башни обрушились, лестницы заросли чертополохом и терновником. Но это не смущало того, кто здесь жил. Панцирь надежно защищал его от дождя, ветра и холода. Крапивник, он же Золотой, сидел глубоко под землей во влажном сводчатом подвале и тосковал по тем прекрасным временам, когда в крыше замка еще не было дыр, а сам он выходил на охоту, гоняясь за единственной дичью, которая могла его порадовать — за драконами.
Панцирь Крапивника и сейчас сиял, как чистое золото. Когти его были острее осколков стекла, зубы остры, а сила — больше, чем у любого другого живого существа. Но он скучал. Скука томила его. Она доводила его до озверения, до бешенства, до того, что он становился кусачим, как цепная собака, и давно уже пожрал большинство своих слуг.
При нем оставался всего один — крошечное, тощее, как спица, существо по имени Мухоножка. День за днем он полировал панцирь Крапивника, стирал пыль с зубцов его гребня, чистил ему сверкающие зубы и точил когти. День за днем, с восхода до заката, проводил он за этим занятием, пока золотой дракон лежал в своем осыпающемся замке и ждал, чтобы один из его бесчисленных шпионов принес наконец долгожданную весть — весть о последних драконах, на которых он мог бы возобновить охоту.