Он лежал перед ней на своем последнем ложе, на спине. Ее страх мгновенно сменился торжествующим презрением, стоило ей лишь вспомнить, что ему уже больше никогда в жизни не лежать перед ней вот так. Она склонилась, коснувшись его руки и прижавшись к ней губами в насмешливом ритуальном поцелуе скорби. И застыла, задохнувшись.
Там была змея.
Она стояла прямо на груди ее мужа, ужасающе тонкая, золотисто-желтая, оплетенная кольцами замысловатого черного узора.
Она была не в силах отдернуть ладонь. Она была не в силах закричать.
Она протянула змее руку, ожидая, когда острые иглы зубов вонзятся в нежную кожу и по ее венам растечется яд. Маленькая черная головка отдернулась, и она поняла, что настал последний миг ее жизни.
Молния. Казалось, молния ударила прямо через крышу мавзолея в склеп. Но это был всего лишь отблеск огня на мече, мече не чьем-нибудь, а принца Орна, оказавшегося на долю секунды проворнее змеи и отрубившего ей голову.
Вал-Мала вытащила руку, точно из вязкой неподатливой глины, и потеряла сознание.
Могильная тишина взорвалась криками и руганью, быстро воспламенившими стоящую снаружи толпу.
Орн стер с меча кровавую слизь и невозмутимо вложил его обратно в ножны.
— Найти главного каменщика, отвечавшего за строительство этого склепа. Он у меня ответит на кое-какие вопросы. — Стражник бросился выполнять его приказание, а Орн махнул фрейлинам Вал-Малы, потом равнодушно перешагнул через ее обмякшее тело и вышел прочь.
То, что ей не пришлось идти пешком по душным от назревающей грозы улицам обратно, не стало для Вал-Малы утешением. Она лежала, точно посетившее ее мимолетное видение ее собственной смерти, а после обморока пришли боль, дурнота и страх. Вокруг нее засуетились врачи, и различным снадобьям и молитвам не было числа. Но выкидыша, которого все так страшились, не произошло: она цеплялась за свое дитя с яростным и перепуганным упорством, и после того, как переполох немного улегся, не одному лекарю пришлось вопить под ударами хлыстов ее личной гвардии.
Она лежала в своей затемненной спальне под роскошным одеялом, расшитым рыжими солнцами и кремово-серебристыми лунами, и ее глаза пылали такой ненавистью, что, казалось, вот-вот выжгут весь мозг. Никогда прежде она не испытывала такого ужаса, и в будущем ей доведется испытывать его всего лишь раз или два.
— Приведите мне Ломандру, — велела она.
Ломандра Заравийка, ее плавная фрейлина, появилась в темной комнате подобно грациозному стройному призраку.
— Я здесь, госпожа, — сказала она. — Не могу передать, как я рада, что опасность миновала.
— Миновала, как же. Я чуть было не потеряла ребенка, будущего короля, дитя Редона. Мою единственную надежду на почести — она хочет лишить меня ее — она послала змею погубить моего сына.
— Кто, госпожа?
— Та тварь, которую Орн притащил сюда, чтобы позлить меня. В Степях поклоняются змее, анкире. Та ведьма, та дьяволица — я молилась, чтобы она не сдохла. Клянусь, ей не жить.
— Мадам….
— Молчи. Это все, что тебе придется сделать. Ты отправишься во Дворец Мира.
— Мадам, я…
— Нет. Ты будешь делать то, что я говорю. Помни, я полностью доверяю тебе. Ты станешь прислуживать этой мерзавке, а там посмотрим. Возьми-ка это.
Ломандра взглянула на протянутую руку королевы и увидела, что Вал-Мала предлагала ей — кольцо с множеством драгоценных камней, очень красивое и дорогое.
Казалось, она заколебалась, потом осторожно стащила его с пальца госпожи и надела на свой собственный.
— Оно тебе идет, — шепнула Вал-Мала, тем самым обручая Ломандру со своими планами.
За окнами неистовствовали раскаты грома, черные звери грозы, не утихавшей вот уже три дня.
После долгого дождя утренняя жара, обрушившаяся на сады Дворца Мира, была не столь яростной.
Глаза стражников метнулись в сторону. По аллее, обрамленной искусно подстриженными деревьями, шла женщина в золотых украшениях и черном дворцовом одеянии. Они знали ее в лицо: то была главная фрейлина королевы, Ломандра Заравийка. Она прошла мимо них, поднялась по ступеням из светлого мрамора, вступила на галерею.
Нырнув в прохладу коридоров, она пошла по мозаичному полу. В комнате сидела девушка с безжизненно висящими волосами точного оттенка самого редкостного янтаря. Ее живот уже заметно увеличился, но остальное тело, казалось, ничуть не раздалось; наоборот, оно выглядело каким-то усохшим, точно вся ее плоть, все ее существо сконцентрировалось в том месте, где росла новая жизнь, а остальное служило лишь оболочкой, простым обиталищем.