На небо вплыла холодная луна, принеся с собой холодный ветер. Он дул всю ночь, а в воде резвились серебристые рыбы.
Реша заснула под боком у Яннула. В конце концов остался бодрствовать один Ральднор. Он увидел, как из океана, точно гигантский зверь, поднимается черная туша земли.
Когда взошло солнце, вершины окрасились кармином, а долины остались черными, точно не желая отпускать ночь.
Он подумал о Таллате.
«Ожидание не бывает слишком долгим. Боги или судьба — всем им нужно время». И, со всех сторон окруженный смертью, он ощутил, как в его душе проснулся росток надежды. Он наклонился и разбудил Яннула.
17
Пригнав корабль почти к самой земле, ветер покинул их. Побережье, изрезанное узкими бухточками и окаймленное темными лесами, щерилось скалами. Пейзаж казался суровым и безлюдным.
Дневная жара упала с небес и поднялась с поверхности океана.
Ральднор, в одиночестве сидевший на палубе, заметил в воде какое-то движение, решив, что это играют рыбы. Но рыбы резвились на поверхности, никогда не уходя в глубину. Вскоре он понял, что это узкая лодка, сделанная из выдолбленного ствола какого-то черного дерева, схожая с рыбачьими челноками Закориса. В ней сидела одна фигура — мужчина, без усилия двигающий веслами. Когда он приблизился, явно направляясь к кораблю, Ральднор увидел его загорелое лицо, на котором не было ни удивления, ни любопытства, лицо, странно замкнутое на себе, но при этом умиротворенное. У мужчины были очень длинные волосы, рассыпающиеся по плечам, груди и спине.
Они были пшенично-желтого цвета.
Кровь бешено застучала в жилах. Ральднор поднял руку, приветствуя гребца. Тот в ответ тоже поднял руку, но в ответ ничего не крикнул.
Узкая лодочка подплыла вдоль борта корабля к трапу, волочившемуся по воде. Мужчина поднялся на палубу и встал, глядя на Ральднора. Они были одного роста, но тело незнакомца, хотя и мускулистое, было таким худым, что казалось почти костлявым. На нем была лишь набедренная повязка; все остальное было обнажено и загорело, но тем бледным загаром, которым покрываются очень белокожие люди и который сходит с наступлением холодов.
— Ты степняк, — сказал Ральднор. Мужчина засмеялся.
Он явно не понимал его речь и не пытался говорить сам. Он указал на лодку и дал понять, что Ральднор должен идти за ним. Ральднор покачал головой, махнув рукой в сторону башни и позвав Яннула и девушку.
Незнакомец не выказал никакого беспокойства. Лодка казалась недостаточно просторной, но каким-то образом он уместил в нее всех троих и взялся за весла, работая ими с той же легкостью, что и прежде. Перед ними почти игриво плыли островки синего огня. Корабль остался позади — обглоданный скелет, чернеющий на фоне голубого неба. Суша становилась все ближе и ближе. Лодка, похоже, направлялась к вдающемуся далеко в море скалистому мысу, поросшему густым лесом. Там не было видно никаких признаков жизни, но над лесистыми склонами наверху курились голубоватые дымки.
Мужчина так ни разу и не заговорил и даже не шевельнул губами. Его рот казался каким-то неуловимо странным, как будто не привык выговаривать слова. Возможно, он был немым. Немой мужчина с Равнин, удивленно раздумывал Ральднор.
Челнок пристал к берегу. Незнакомец направился к первой линии деревьев. Там в тени стоял глиняный сосуд. Он напоил их водой, потом повел в лес.
Это был дом из дерева — высокое и просторное сооружение, построенное из глины, которой обмазали каркас из жердей, где опорами были стволы гигантских деревьев. Крышу покрывали толстый слой листьев и птичьи гнезда, чьи обитатели то и дело роняли на пол свой помет, издавали нежные переливчатые трели и беспрестанно носились туда-обратно сквозь высокие окна. Лесной народ жил в этом доме, купаясь в чистых ручьях и готовя на бесчисленных кострах на поляне. Они не ели ни мяса, ни рыбы, употребляя пищу в основном в сыром виде: фрукты и ягоды, растения, корни и листья, а также молоко, которое давало небольшое стадо черных коз. Все они были желтоволосыми и светлоглазыми. И ни один из них не говорил. В конце концов, когда они лежали в тени дома перед закатом, до Ральднора дошло, что они не говорят, потому что у них нет в этом необходимости. Они, как и обитатели Равнин, общались мысленно, а поскольку их жизнь была более спокойной и больше удовлетворяла их, они не видели необходимости изъясняться друг с другом какими-либо другими способами. Его охватило яростное разочарование при мысли о том, что этот способ общения, который должен бы был принадлежать ему по праву рождения, недоступен ему. Он снова ощутил себя калекой, глухонемым среди слышащих и говорящих.