Они покинули глиняный дом еще до полудня, ведя белых зеебов по узкой лесной тропке вслед за одним из желтоволосых. Лесной полумрак сначала сгустился, потом рассеялся. Они дошли до скалистой вершины, под которой тянулась заросшая травой охристая равнина под кобальтовым небом. Проводник показал вниз и вдаль. Ральднор кивнул. Проводник развернулся и исчез среди деревьев.
— Куда мы направляемся? — спросил Яннул, когда они миновали скалы и оседлали своих скакунов. — В какое-нибудь село? Или в тот город, о котором они говорили?
— Здесь, на Равнине, три города. Я отправлюсь в первый, но у вас, естественно, могут быть свои планы.
— Я собирался заняться своим старым ремеслом, — сказал Яннул, которого все больше снедала тревога. — Город подходит для этого лучше некуда. А ты?
— У меня есть дело к их королю, кто бы он ни был.
— К их королю! Ничего себе у тебя честолюбие!
— Я всегда был честолюбив, Яннул. У меня было положение, но не было направления. Теперь я знаю, куда мне идти и что делать.
— И что же?
— Вернуть себе то, что принадлежит мне по праву рождения. По второму праву. Эта страна уже дала мне первое.
— Верховный король Виса, — сказал Яннул. — Нелегкая задача.
— Нет, Яннул. Это, хотя и важно, все равно вторично. Мое королевство — Равнины. В прошлом у них были свои правители. Теперь у них есть новый правитель.
Яннул взглянул на него. Ральднор казался спокойным и отстраненным, а его пылкие слова не были тронуты никакими эмоциями. Ральднор обернулся в седле и взглянул прямо на него. Впервые за все время Ланнец ощутил поток невероятной личной силы, исходящей от товарища, точно свет — силы, которая казалась живой, непостижимой, нерушимой. Она казалась совершенно немыслимой в человеке, которого он знал лишь человеком, ибо сейчас Яннул видел, что, по капризу богов или нет, Ральднор стал чем-то большим.
— Что та мудрая старуха с тобой сделала? — спросил Яннул, пытаясь ухмыльнуться.
— Исцелила мою слепоту, пробудила меня от сна. Указала мне цель, ради которой я был рожден.
Этот бесстрастный голос, как ни странно, был исполнен, как и лицо перед Яннулом, безграничной силы.
— У тебя такой вид, словно ты готов съесть эти города, чтобы получить то, что тебе нужно, и выпить море, чтобы добраться до равнин Виса.
— Своеобразная закуска. И все же, что бы мне ни пришлось сделать, я это сделаю, — сказал Ральднор.
Яннул чуть отпустил поводья. Зееб Ральднора трусил впереди него. Что ж, в этом была логика. Беловолосый, похоже, обошел их всех. Яннул набрал полную грудь чужого летнего воздуха. То пламя, которое бушевало в душе Ральднора, опалило его. Он знал, что его товарищ больше не свободен. Если вообще хоть один из них теперь был свободен. Даже в этот тихий, напоенный жужжанием насекомых полдень, он ощущал разрушительные силы, силы возмездия, пробуждающиеся под землей. Надвигался какой-то катаклизм, который сравняет все, ветер из первозданного хаоса. И все они попадутся, точно рыбы в невод. И здесь, перед ним, ехал этот незнакомец, его товарищ, которого он когда-то звал своим другом и которому предстояло стать тем самым рыбаком.
18
Путь занял три дня. Сначала они миновали россыпь деревушек и два небольших городка, платящих подати городу, который за это защищал их от разбойников. Хотя внешне и напоминающие степной народ Виса, желтоволосые жители Равнины совершенно отличались от них нравом. Они были деятельными, общительными, а иногда и хитрыми. У них не существовало загадочного негласного кодекса чести — у них были свои грабители и мятежники, да и стычки тоже случались. Всего пять лет назад город воевал со своим ближайшим соседом. Кто знает, сколько мертвых тел, покоящихся в земле, помогало ныне питать ниву?
Ральднор, похоже, умел бегло говорить на их языке. Яннул начал усердно ему учиться. Приучился он — как и Реша — и натягивать капюшон, приближаясь к населенным местам или встречаясь на дороге с другими путниками. Обитатели Равнины не проявляли никакой враждебности к обладателям невиданных черных волос, но их любопытство и удивление временами очень докучало. Мысленная речь, похоже, не была здесь в большом почете. Видимо, процветание и обилие земных благ понемногу приводило это искусство в упадок.