Примерно через девять или десять дней он набрел на хижину, в которой жила старая женщина. Она штопала одежду, и ее длинные бесцветные волосы почти совсем закрывали лицо. Он попросил у нее разрешения попить воды из колодца, а потом спросил о городе. Она без слов показала ему на юг. Он продолжил свой путь.
«Мираж, — думал он, — призрак, которого я даже не вижу».
Дул пронзительный ветер.
Никогда еще он не был один так долго.
Опускались ранние сумерки, и деревья шевелили неживыми голыми ветвями. Он вышел из рощи и, взглянув вниз, увидел в склоне неглубокую впадину, в которой уже плескалась темнота. А в этой темноте тянулась вереница силуэтов — канавы, каналы, остатки фундаментов — точно какой-то ребенок построил из влажного песка. Город.
Сначала он не поверил своим глазам. Он начал спускаться в долину, ожидая, что город в любой миг исчезнет, оказавшись лишь игрой угасающего света. Но он с каждым шагом становился все материальнее, все более реальным. Черный камень, точно такой же, из какого были сделаны все храмы на Равнинах.
Примерно в полумиле от этого места до него дошло, что в городе не слышалось ни звука, не было видно ни огонька, ни единой струйки дыма. Значит, он был заброшен. Вполне возможно, учитывая его обветшалость. Но он продолжил идти. Вскоре он уткнулся в длинную полуосыпавшуюся стену и склеп беззащитно раскрытых ворот. Он вошел внутрь, и его сразу же охватило ощущение немыслимой древности и тайны — атмосфера города.
За аркой каменная терраса широкими ступенями спускалась к смутно видимой площади, на которой танцевали темные тени. Его башмаки гулко бухали по камням, а из-под ног у него вдруг вспорхнула в небо лиловая стайка птиц, испугав его.
Когда он переходил площадь, из-под арки внезапно мелькнул огонек. Женщина с коптилкой в руке и волосами, как пламя, набирала воду из колодца. На него она не смотрела. Значит, здесь все-таки были обитатели, живущие, точно дикие звери, в этих развалинах. Что ж, и он тоже может устроить здесь свое логово.
Он зашагал по холодным гнетущим улицам, глядя на проявляющиеся в небе угольки звезд. Больше никого живого на глаза ему не попадалось, хотя иногда с крыш древних домов доносилось хлопанье птичьих крыльев, а время от времени он замечал за занавешенными окнами бледный дрожащий огонек.
Когда он поднялся по ступеням темного дворца, уже всходила луна.
Усевшись спиной к колонне и разглядывая белые капли лунного света на выщербленном мозаичном полу, он доел последние остатки поджаренного над костром мяса. Крыши над этим залом не было, и по углам шептались черные тени. Они казались обманчиво безопасными, и прошло довольно много времени, прежде чем он заметил, что одна из них была человеком.
— Не пугайся, — произнесла фигура, выходя на освещенное луной место. — Твой нож тебе не понадобится.
Он был средних лет, закутанный в истрепанный, но еще вполне прочный плащ, а по пятам за ним неслышно ступал черный косматый зверь с горящими глазами.
— Сидеть, May, — приказал мужчина, и зверь сел. — Да, она действительно волчица, но со мной с самого рождения и не причинит тебе вреда.
— Значит, ты можешь не бояться, что я причиню вред ей, — парировал Ральднор. — Мне доводилось убивать волков.
— Да. Это видно.
Мужчина присел на корточки рядом со своей волчицей и вгляделся в лицо Ральднора. Хотя он явно был обитателем равнин, выражение его лица было необычайно открытым, а мимика обещала быть выразительной.
— Твой разум закрыт для меня, и у тебя темная кожа, — заметил он через миг. — Наверное, поэтому ты и здесь. В городе много полукровок. Мужчины со светлыми глазами и темными волосами, светловолосые и черноглазые женщины.
— Так вы даете прибежище выродкам? — сардонически осведомился Ральднор.
— Вы, — повторил мужчина, смакуя это слово. — В этом месте нет никаких «вы». Никакой Власти. В храмовых деревушках есть жрецы, но здесь — здесь есть только город. Мы все здесь разнородные, все чужие друг другу. Зачем ты пришел сюда?
— Чтобы поесть, — коротко ответил Ральднор.
— Это дворец Ашнезеа, княгини, правившей так давно, что никто и не помнит, когда это было. Видишь, ее кусочки до сих пор здесь, на полу, беседуют с богиней.
Ральднор ничего не сказал. Этот человек вызывал у него тревогу; кроме того, долгие дни одиночества сделали его еще более необщительным.