— Кто-то подошел ко мне, — подумала она в странном высокопарном удивлении. — Кто-то отыскал меня.
Герой на час
9
Запертые в белой утробе холода, восточные земли ждали в своем трехмесячном коконе. Практичная зима сменила их очертания на рельеф снежного мрамора, выглаженного ветром льда и суровую тишину пустыни. Но в конце концов солнце все же заявило свои права на эти обледенелые просторы. Внезапные яркие и шумные первые дожди висской весны обрушились и взломали эти алебастровые печати, как всегда обрушивались и взламывали их.
По сточным канавам Лин-Абиссы бежали пенистые потоки, а в нарядных садиках уже расцветала новая жизнь.
Сумерки омывали башни гостевого дворца Тханна Рашека, вызывая застарелую ностальгию у Яннула Ланнца, занятого чисткой своего снаряжения в прозаических и безликих казармах. Безликих даже несмотря на тот факт, что за три месяца новобранцы эм Элисаара наполнили их личными вещами — тупыми, но дорогими их сердцам ножами, подарками от своих девушек, трофеями, безделушками, милыми пустячками, оставшимися от прошлой жизни. Ибо Яннулу казалось, что все они странным образом перевоплотились в этих солдат, вставших под желтые знамена Катаоса, стали новыми людьми, отказавшимися от своего прошлого, о котором большинство из них предпочитало умалчивать. Взять вот хотя бы Ральднора Сарита. Они с Яннулом вроде бы считали себя друзьями, но что они рассказывали друг другу о своей былой жизни? Оба вышли из крестьян — Ральднор, как он говорил, из окрестностей Сара, Яннул — с колышущейся голубой груди Ланнских Холмов. Потом оба оказались в городах Зарависса: Яннул выступал с фокусами и акробатическими трюками на ярмарках, Ральднор занимался какими-то темными делами, о которых ничего не говорил — пока вербовщики Катаоса не приметили и не завлекли обоих под желтое знамя. Яннул озабоченно потер затылок. Солдатская служба означала стрижку длинных, до лопаток волос Ланнца.
— На этой службе варварам не место, — протарахтел словоохотливый цирюльник. Пришлось расстаться и с метательными ножами, а вместе с ними и с частью своей предполагаемой варварской гордости.
Он увидел Ральднора, глядящего на него из темноты, поэтому подавил приступ ностальгии и сказал:
— Скоро Корамвис.
— Да, — отозвался Ральднор, — город Рарнаммона, хранимый Грозовыми богами эм Дорфара.
Яннула часто озадачивало то явное усердие, которое Ральднор прилагал, чтобы по крохам и крупицам овладеть дорфарианской религией и мифологией, ибо под любопытством и напускным рвением крылось нечто другое — неприязнь. Кроме того, как-то раз произошел один неприятный инцидент — за столом пошли какие-то разговоры о том, что Катаос намерен свергнуть Амрека, Повелителя Гроз. Тогда они сидели с каменными лицами, держа свои мысли при себе из опасения перед шпионами Ригона. Но Яннул видел, как Ральднор сжал свою кружку с такой силой, что побелели костяшки, а на его губах появилась еле заметная, но самая мрачная и жуткая усмешка, которую Яннул когда либо видел — почти оскал безумца — прежде чем Сарит успел взять себя в руки.
— Им нравится так говорить, — беспечно сказал Яннул. — Думаю, Катаоса не страшат небесные силы.
— Значит, он храбрец.
— О, люди сами делают своих богов, — отозвался Яннул. — У моего бога толстое брюхо и дом, полный дорогих женщин, готовых тут же исполнить любую его прихоть, и я зову его Яннул-через-пять-лет. Ну вот, готово, — он отложил начищенные до нестерпимого блеска ножи. — Что будем делать? Сегодня ни мне, ни тебе не надо в дозор. Можно прогуляться по винным лавкам Лин-Абиссы.
Ральднор отложил свое собственное снаряжение и кивнул.
— Почему бы и нет? — Как и большинство людей, заключенных в строгие рамки, они старались при каждой возможности и под любым предлогом ускользнуть из них. — Но нам понадобится увольнительная, Яннул.
— Нет. На воротах стоит Ленивец Брсон. Не забывай, сегодня Ригон ужинает у Катаоса. За что ему моя глубокая благодарность.
Ни у кого из них не было особых причин любить Начальника Гвардии. Он оказался в точности таким, каким заявил себя три месяца назад. Но выучил он их на совесть. Сейчас, по прошествии этих трех месяцев, в них намертво въелась мудрость боевых академий Дорфара, Элисаара и Закориса, ибо Ригон вколачивал ее в них, кормил их ей вместо хлеба. Кроме того, у этого был и свой весьма существенный плюс: любая его отлучка, даже самая краткая, превращалась для них в праздник.