— Мадам, чем я обидел вас?
— У тебя глаза обитателя Равнин! — прошипела она.
Кровь застыла у него в жилах. Он очутился в ловушке, каким-то образом оказавшись лицом к лицу с перепуганной старой женщиной, а рядом распахивало призывные серебряно-золотые объятия ложе любви.
— Что тебе от меня нужно? — завизжала она. — Что? Ты не можешь ни на что надеяться — ни на что, слышишь? Только выдай себя, и он убьет тебя.
Он невольно отпрянул.
— Да, да! Уходи! Убирайся с глаз моих!
Он развернулся, он почти бежал от нее, гонимый силой ненависти и страха, которых не понимал.
Вал-Мала бросилась в спальню и захлопнула за собой дверь. Комната полнилась тенями.
— Ломандра? — спросила они их. Ничто не шевельнулось в ответ. Нет, это не призраков ей нужно было бояться. Не призраков. Живых.
Живых.
Странно, но она никогда не сомневалась, ни на минуту не допускала сомнений. Она считала, что Заравийка выполнила свое обещание и задушила ребенка Ашне’е. Она и представить себе не могла, что мизинец, который она швырнула в жаровню, был отрезан с руки живого ребенка. Когда Ломандра исчезла, она ничуть не удивилась. Глупая баба перепугалась и сбежала в Зарависс. Это уже не имело никакого значения, ибо она сделала свое дело.
Но все же сейчас, ни разу за все эти годы ни на секунду не усомнившись, она непоколебимо знала, знала, что этот ребенок остался жив и превратился в мужчину. Мужчину с лицом, телом и всеми повадками короля.
Она-то считала, что отделалась от Редона.
Но это Редона она внезапно обнаружила рядом с собой — Редона в молодости, в расцвете своей красоты и величия, каким она знала его в Куме, когда он ослепил ее, точно солнце. Она всегда верила, что дитя Ашне’е было от ее мужа, несмотря на все свои обвинения; теперь же боги сочли нужным доказать это ей. И одновременно он дал ей ключ к загадке своего происхождения.
Умерла Ломандра прежде, чем успела поведать ему его историю, или осталась в живых и раскрыла эту тайну? Похоже, все-таки нет. Неужели у него хватило бы глупости пойти напролом и объявиться перед ней, знай он о своем происхождении? Если, разумеется, в его намерения не входило напугать ее.
Его необходимо убить. Но как? Говорили, что Амрек любит его. До странности быстрое возвышение Ральднора, судя по всему, подтверждало это. Она не осмелится так сразу подослать к нему убийцу. Тогда, может быть, стоит сообщить Амреку, что его фаворит — один из желтоглазых степняков? Но это раскроет ее причастность ко всему этому, то, что она пыталась сделать. Она ненавидела своего сына — и боялась его. Кто знает, куда его бросит? Как бы ей не пострадать еще больше, чем этот желтоглазый ублюдок.
Ледяной ужас сжал ее сердце. Что он затевает? Казалось, земля разверзлась у нее под ногами. В черном зеркале у кровати она уловила отражение своего лица — лица, в этот миг лишенного всей своей красоты, и старого — бесконечно старого, точно пыль с древних могил.
Застис рдела на небе — красная рана на боку луны. В кварталах черни ходила шутка, касавшаяся Астарис, звезды и цвета, который, несомненно, должны были иметь волосы между ее бедер.
Имя Амрека тоже было у всех на устах. Теперь, когда волнения среди варваров Таддры были подавлены, он уже скоро должен был вернуться домой. Без пары-тройки стычек все же не обошлось. Нескольким женщинам предстояло оплакивать своих не вернувшихся мужчин, но престижу Дорфара больше ничто не угрожало. Худшее было позади. Катаос уже приехал в город, занявшись различными обязанностями в Совете, которые необходимо было исполнить до королевской свадьбы. Ритуалы должны были быть совершены в традиционное для этого время — на пике Застис.
Катаос также выражал свое почтение невесте. Он всегда был очень внимателен в этом отношении, и при этом ни капли не вульгарен — два-три дорогих и уникальных подарка, как это и подобало. Теперь он занимался подготовкой к королевской охоте в лесистых холмах, поросших циббами, дубами и терновником землях к северо-западу от Корамвиса. Катаос питал определенные мысли касательно Астарис. Он был ценителем всего красивого и редкого. Детство, проведенное при дворе в Саардосе, научило его восхищаться подобными вещами и ценить их, но в то же время он постоянно был их лишен. Теперь он щедро платил за эмали из Элира и был готов терпеливо дожидаться хоть целый год, когда какой-нибудь сереброкузнец достигнет требуемого совершенства в изготовлении какого-нибудь канделябра или сервиза. Ему очень многого в жизни приходилось дожидаться, терпением и упорством добиваться того, чего ему хотелось. Он достиг в этом совершенства. Поэтому точно так же, как он видел в кармианке произведение искусства, он был готов ждать, чтобы заполучить ее. Он уже побывал в нескольких высоких постелях — и постель Вал-Малы среди них была не самой низшей. И наслаждался этим ожиданием ничуть не меньше, чем долгожданной наградой — а в некоторых случаях даже больше.