На закате, когда они отъехали от границы миль на десять и уже были в Тираи, их настиг первый в этом году холодный дождь.
Она покормила ребенка молоком под шум грозы, бившейся в закрытые ставни ее комнатки на постоялом дворе. Когда непогода наконец утихла, в окно пробились косые алые лучи заходящего солнца. Послышался стук в дверь. Открыв ее, она увидела стоящего на пороге Лиуна. Впервые за это время один из попутчиков-мужчин заглянул к ней после дневного путешествия. Она решила, что что-нибудь случилось, и кровь тревожно запульсировала у нее в висках.
— Что-то не так?
— Нет, все в порядке. Прошу прощения, если потревожил вас. — Он вошел в комнату уверенно и в то же время робко, направившись к колыбельке, как будто именно за этим и пришел. — Какой тихий малыш, благодарение богам.
— Да, он всегда был тихий. Как и она.
— А вы? — спросил он вдруг точно так же, как Крин в ту ночь. — Что будет с вами?
— Поселюсь у себя на родине, когда исполню то, о чем она просила меня.
— В Зарависсе. Да. Вам вообще не стоило уезжать оттуда.
— Может быть, и так.
Он открыл ставни, впустив в комнату свежий красный воздух. Потом ни с того ни с сего спросил:
— Вы никогда не задумывались, почему я стал вторым вашим спутником?
— Крин обещал дать мне провожатых, которым я смогу доверять.
— Я сам напросился ехать с вами.
— Зачем вам это понадобилось? — она изумленно взглянула на него.
— Наверное, я совсем глупец, если решил, что вы догадаетесь. В Корамвисе я даже не решался заговорить с вами.
— О чем?
Он слегка покраснел и печально улыбнулся, все так же не поднимая глаз.
— О том, что мечтаю о главной придворной даме королевы. Все равно без толку. Ведь я был простым капитаном, еле сводящим концы с концами на армейском жалованье.
Ее охватило неожиданное ощущение теплоты. Нечто такое, о чем она никогда раньше не думала, словно приподняло ее над землей. Она почувствовала себя юной девушкой, призраком той себя, которая навсегда осталась в Зарависсе. Руки ее задрожали, и она издала легкий смешок.
— Но теперь у меня ничего нет, — сказала она.
Он взглянул на нее с изумлением на лице.
— Крин отпустит меня, — выпалил он. — Я отложил достаточно, чтобы купить небольшое поместье и нанять людей. Мы могли бы неплохо жить, здесь или в Кармиссе. Но для вас была бы невыносима такая жизнь.
— Невыносим для меня был Дорфар и тамошние обычаи. О да, Лиун, я могла бы жить той жизнью, которую ты мне предлагаешь. И я могу достать денег, чтобы помочь тебе.
Оба вдруг рассмеялись глупо и счастливо. Он подошел к ней, и его глаза засияли очень ярко.
«Что я делаю?» — спросила она себя, но в один миг ей перестало казаться важным все, кроме этого сильного молодого мужчины с сиянием в глазах и надеждой, которую он дал ей. Он был моложе ее, но и это вдруг стало неважно. «Ты же не тринадцатилетняя девственница, чтобы так дергаться!» — подумала она, когда он немного неловко, но очень нежно убрал за ухо ее густые волосы и поцеловал ее в щеку. Как она могла так мечтать об этом и сама того не понимать?
— Ломандра, — произнес он, целуя ее губы, и в этом поцелуе уже не было никакой неловкости.
На следующий день они ехали через Зарар под металлическим небом. К полудню ветер стал густым от пыли.
— Будет буря, — сказал Амун. Он вообще был немногословен; а если и говорил, то в основном о погоде, о состоянии их колесницы или скакунов.
— Сделаем остановку? — спросил Лиун.
— Здесь есть заравийское поселение, небольшой городок всего в нескольких милях к западу от Драконьих врат. Думаю, мы успеем добраться туда до непогоды.
Они продолжили свой путь. Две белые колонны Драконьих врат остались позади, и перед ними под пурпурным пологом облаков раскинулись сухие янтарные равнины Степей.
Скоро стало совсем темно, словно мир завесили куском черной ткани. Налетевший ветер, яростно воя, неистовствовал в холмах. Ломандра прижала ребенка к себе, чтобы защитить от колючего песка, летевшего им в лицо. Казалось, они мчатся прямо в пасть к ненасытному, бушующему и ревущему зверю.
Небо расколола шипящая бледно-голубая вспышка. В ту же секунду ударил гром. Скакуны вскинули головы и заплясали от страха. Она слышала, как Амун бранит их:
— Проклятые полукровки! Вам только шлюх на прогулку возить!
Еще одна молния копьем полетела в степь. Колесница раскачивалась и дребезжала, перепуганные скакуны неслись во весь опор, ветер трепал их черные гривы. Лицо Амуна, пытающегося сдержать их, свело гневом; вся его поза вопила, что в дни своего прошлого он привык совсем не к такому.
Внезапно прямо перед ними из сизого марева, окутывавшего горизонт, возникла рощица побитых непогодой темных деревьев.
— Сворачивай! — закричал Лиун.
— Думаешь, я сплю, щенок?
В этот миг мир с оглушительным треском раскололся пополам, превратившись в ослепительно-белую пустоту.
Ломандра ощутила приступ леденящего холода, накатившего на нее, как дыхание демона. Она не понимала, кто она такая и где находится, она казалась себе пушинкой, летящей по воле ветра, пока в спину ей не ударила острая боль.
Она обнаружила, что лежит на земле, засыпанная опавшими листьями, с ребенком на груди. Ее тело смягчило ему падение, но маленькое личико все равно сморщилось в плаче. Белое зарево ослепило ее и померкло, заслоненное силуэтом склонившегося к ней Лиуна.
— Ты цела?
Она кивнула, даже не задумавшись, так это или нет, и он потянул ее, поднимая на ноги. Она безумно огляделась по сторонам.
— Молния, — отрывисто бросил Лиун. — Ударила в деревья и в упряжку. Нас с тобой отбросило, мальчишку тоже.
— А Амуна?
Лицо Лиуна стало угрюмым:
— Его боги дремали.
Ломандра отвела взгляд, не в силах вынести его сурового горя. Невыносимое чувство вины придавило ее со всей тяжестью ледяного дождя, который обрушился на них. Она обернулась и различила очертания колесницы, застрявшей в черно-белой мозаике, в которую превратились горящие деревья.
— Не смотри туда. — Он положил ладонь ей на руку. — Остаток пути до города нам придется пройти пешком.
В непроницаемой сизой тьме один склон ничем не отличался от другого. Тут и там попадались островки грязи с чахлой влажной растительностью, хотя дождь уже прекратился. Лиун забрал у нее ребенка, но ее пригибал к земле иной груз. Груз ее вины.
Возможно, именно ее вина и стала причиной того сверхъестественного чувства опасности, которое охватило ее. Долгое время она шла, дрожа от этого ощущения, но не говоря ни слова, пока наконец оно не стало невыносимым и неуправляемым.
— Лиун, — сказала она тихо, — позади нас кто-то есть, — и ощутила изумление и странный болезненный укол, когда он ответил:
— Мне тоже так кажется. За нами уже примерно милю кто-то идет.
— Что это такое, Лиун?
— Кто знает? Возможно, просто парочка степных крыс.
Подлесок стал гуще, над ним курились влажные испарения. Сквозь тонкие стволы она уловила внезапную призрачную вспышку — пару злобных глаз, сначала алых, потом золотых. Он слышал, как она ахнула, но лишь бросил на нее короткий взгляд и очень буднично сказал:
— Бери ребенка, Ломандра. И приготовься бежать.
— Зачем? — Она послушно приняла сверток из его рук.
— Наши тайные поклонники опасны.
— Что…
— Тирры, — сказал он без всякого выражения.
Она почувствовала, как застыла кровь в ее жилах, и замерла, словно парализованная.
— Значит, нам конец.
— Не обязательно. Я могу попытаться задержать их, а ты попробуешь спастись бегством. Геройская смерть. Никогда не думал, что боги выбрали меня для этого.
— Лиун… Лиун…
— Нет, моя дорогая Ломандра. Они не оставили нам времени.
Он подтолкнул ее. Послышался шорох листвы, и с деревьев посыпались какие-то тени. Тьму разорвал ужасный вопль, ноздри наполнились омерзительной вонью. Она увидела безволосые бока, выступающую морду и ядовитые когти. Прозвучал второй крик, потом третий. Еще двое, боящиеся упустить добычу. И хотя она знала, что мужчина, которого она так легко могла бы полюбить, неминуемо погибнет, пожертвовав жизнью ради ее спасения, она побежала.