Обр понял, что ждать больше нельзя. Привстав на колени, очень осторожно, чтоб никакой дурацкий колокол не звякнул, не брякнул, где руками, а где и зубами отвязал одну из веревок. Мгновенно захлестнул ее на чугунных перилах со стороны крыши, перемахнул через них и заскользил вниз, стараясь держаться как можно ближе к стене колокольни, чтоб не было видно с площади. Веревки до конца, конечно, не хватило. Хорт отцепился от нее и упал на свинцовую крышу. Без стука не обошлось, но он получился приглушенным. По-прежнему прижимаясь к стене колокольни, огляделся и понял, что ему повезло. На Малые Соли лег, наконец, тот густой непроглядный туман, которого он ждал весь вечер. Не стало видно ни креста, ни купола, ни самой колокольни.
На площади между тем разгорался скандал. Капрал орал на кого-то так громко и самозабвенно, что Обр решил рискнуть. Оторвался от стенки, не прячась, уповая только на туман, побежал к тому краю крыши, где, как он помнил, солдат не было. Слишком высоко, прыгнешь – без ног останешься, а то и хребет сломаешь. Некстати вспомнив несчастного Матвея Дудку, Оберон Хорт уцепился за водосток, повис на вытянутых руках, зажмурился и разжал пальцы. Падать он умел, но удар был все-таки очень сильным. Ноги пробило болью, отдалось в спине, отозвалось в недавно сломанных ребрах, захватило дыхание. Однако повезло. Земля под ним была мягкой, влажной. Повозившись немного и кое-как собрав руки-ноги в кучку, Обр повернулся и прямо перед собой увидел темные очертания домов, туманный просвет между ними и рванулся туда, не обращая внимания на боль. Куда угодно, лишь бы подальше от проклятой площади, петли под дубом и капрала.
Редкие освещенные окна казались бледными размытыми пятнами. В каком-то дворе закатилась, залаяла собака, шарахнулся в сторону случайный прохожий, но орать «Держи его!» не стал. Должно быть, ничего не разобрал в тумане. К счастью, большинство жителей отсиживалось по домам, пережидая непогоду. Длинная извилистая улица была пуста. Обр летел по ней в сумраке, густом, как вода, в душном черемуховом запахе, а она все не кончалась и не кончалась. Сады, призрачно-белые цветочные облака над черными заборами, черные островерхие силуэты домов повторялись, будто это длился сон, один из тех, когда бежишь куда-то и никак не можешь добраться.
Хорт уже потерял всякую надежду, но тут заборы раздвинулись, отступили, и он грудью врезался в жерди, огораживающие городской выгон, перемахнул через них и, почуяв волю, полетел так, будто крылья выросли. Вернулось ровное дыхание, душный запах черемухи исчез, побежденный запахом мокрой придорожной полыни. Сырой песок был упругим и твердым, не проваливался, не скользил под ногами, и Обр бежал с наслаждением, пока не споткнулся о толстый корень и не растянулся во весь рост. Сел, потирая ушибленную ногу.
Похоже, пригородные поля кончились. Он был уже в лесу. С обеих сторон дороги темнело нечто неясное, шевелилось в тумане, шуршало, капало. Так. Выходит, он все это время бежал по дороге. Это была такая вопиющая глупость, что Хорт даже подумал, не заразился ли он от той дурочки. На дороге конная погоня достанет его в два счета.
Он встал и с ходу нырнул в ближайшую темную тень, оказавшуюся густыми кустами. Продравшись сквозь скопище мокрых веток, Обр оказался в хорошем сосновом бору. Нечастые прямые стволы выступали из тумана в самый неподходящий момент. Бежать не получалось. Да и идти было трудно. Обхватив очередной смолистый ствол, он вдруг почувствовал, как земля медленно проседает под ногами. Присел и нащупал под корнями сосны широкую яму. Укрытие показалось подходящим. В яме было сухо и вроде не так холодно. «Пережду, пока туман рассеется, – решил Обр, – все равно передохнуть придется». Забился в обретенное убежище и стал ждать рассвета, слегка задремывая, но то и дело просыпаясь, благо холод и сырость не давали забыться.
Медленно светлело. Наконец туман стал молочно-белым. Должно быть, взошло солнце, но Обр по-прежнему не видел ничего дальше тонких кривых корней, свисавших над входом в его убежище. Потянуло ветром, корни согласно качнулись – и вдруг туман унесло вверх. Сразу будто занавеску отдернули. Обр ахнул. То, что он принял за стенку ямы, оказалось песчаным склоном прибрежного откоса.
Море лежало перед ним, гладкое, как полотно, бесшумно покачиваясь, лизало песок. На воде мерцала яркая дрожащая дорожка. Солнце уже поднялось над рогатыми скалами, било прямо в пещерку под корнями. Хорт потянулся навстречу горячим лучам. Так, рассиживаться нечего. Надо идти. Берег – это слишком опасно. Надо исчезнуть в лесу. В лесу его никто не найдет. «Только сначала согреюсь, – подумал он, – только согреюсь, и все».