Вот и сейчас это быстро кончилось. И не поймешь, серьезно она или нет.
– Причешись, ты такой смешной, – говорит она.
Фил послушно принимается искать расческу.
– А ты уверен, что отец не пробил этот адрес? – спрашивает она.
– Адрес? Пробил, наверно. Проще простого. Но ты не бойся, он пока что нас искать не будет. Он ждет. Ждет, что я тебя уговорю вернуться.
– Правда? И ты это сделаешь?
Так она мурлычет, а сама стягивает свою великолепную курточку (Фил волнуется).
– Тебе помочь? – набирается он смелости.
– Вот еще… не надо…
И он останавливается на полдороге. А Ленка, как ни в чем не бывало, укладывается на постель, крепко обнимает подушку – теперь подушка будет пахнуть ее запахом, думает Фил.
– Разбуди утром, хорошо? – шепчет она сонно. – Нам же ехать далеко…
Так и осталась на его кровати. А он кое-как устроился в кресле.
На полу валялась Ленкина сумочка – оранжевая, в спортивном стиле, – а в сумочке лежал его новый спикер (отключенный). Фил хотел потихоньку стащить аппарат, но не решился. Пусть будет, как будет.
До рассвета оставалась пара часов, белесое северное небо уже понемногу розовело, а Фил совершенно не представлял, что с ним будет завтра.
Ему отчего-то стало грустно. Он тихонько поднялся, задвинул шторы поплотнее. Снова забрался в кресло. Долго сидел так, прислушиваясь к ее дыханию; потом и сам незаметно уснул.
В это самое время, а может, чуть раньше, в комнате матери тихонько, но очень требовательно запиликал телефонный звонок.
Это был старый аппарат: мать Фила все никак не могла решиться завести нормальный спикер. А может, боялась. Далеко не каждому приятно знать, что твое лицо видит собеседник. Особенно если ты уже лет десять живешь одна… ну, с сыном… и уже не слишком-то заботишься о внешности. Да еще денег никогда ни на что не хватает. Словом, вы понимаете.
Матери Фила было тридцать девять.
Она села на постели. Протянула руку к прикроватному столику. Взяла трубку. Откашлявшись, проговорила:
– Алло?
– Hello, darling, – игриво произнес мужчина, но тут же, не дожидаясь, пока женщина отключит связь, добавил обычным голосом: – Оль, это Мирский. Помнишь такого?
– Здравствуй, Кольт.
– Извини за поздний звонок. Или, точнее сказать, за ранний, – Николай Павлович говорил непринужденно, будто они были знакомы сто лет, и даже довольно тесно; судя по всему, так оно и было. – А чтобы ты не задавала вопросов, лучше я спрошу сам: твой Филипп дома сейчас?
– Дома. Свет горел. Он поздно пришел, я не стала выходить. А что?
– Постой. Он один?
– Не знаю. Он передо мной не отчитывается. А что тебе до Филиппа?
– Нет, Оля, ты не поняла. Мне просто хочется знать. Ты же в курсе, он ведь со мной работает, возит мне документы…
– Что-то по его работе? – забеспокоилась Ольга. – Ты лучше мне скажи сразу. У него и так в последнее время неприятности. Телефон на улице отобрали…
– Его неприятности подходят к концу, – объявил Мирский. – Я принял такое решение. Я даже телефон ему подарил.
– Не надо ему никаких подарков. Ты ему не отец.
Ольга говорила с непонятной злобой. Это Мирскому понравилось. Ее голос в трубке снова казался молодым.
– Как обидно, что я тебя не вижу… у тебя по-прежнему нет видеорежима? Игнорируешь прогресс? – Николай Павлович никогда не мог удержаться, чтобы не съязвить. – Оля, я и сам прекрасно помню, что я ему не отец. Но раз уж так вышло… – Эта загадочная фраза, кажется, была принята без объяснений. – Но несмотря на то, что так вышло, я все равно перед ним в долгу.
– Вот тут ты прав, – сказала Ольга. – Но лучше бы ты оставил нас в покое.
– Я к нему долго приглядывался, – продолжал Мирский, будто не расслышав. – Наводил кое-какие справки.
– Ну и?
– Думаю обеспечить ему нормальное будущее. Со временем.
– На работу взять? – оживилась женщина. – Правда?
– Ага. Отдам полцарства… и принцессу в придачу… Ну, правда, с принцессой-то пока все неясно, – опомнился он. – Принцессу еще заслужить нужно…
– Ты опять гонишь, Кольт, – заявила Ольга в трубку, и так знакомо это прозвучало, что Мирский рассмеялся.
– Узнаю, узнаю этот голос, – сказал он. – Наконец-то ты… взбодрилась. Ну хочешь, я приеду к тебе как-нибудь в гости? Ты помнишь, в тот раз… год назад? Или больше? Весной: у Фила были каникулы…
– Заткнись.
– А ты знаешь, мне понравилось. Ты совсем не изменилась.
Ольга промолчала, но ее лицо отчего-то покрылось красными пятнами. После всего сказанного было немыслимо продолжать вести себя по-прежнему, знала она.
Но было и еще кое-что. Счастливый случай не представляется дважды, это она тоже знала. И об этом так часто твердила глупому сыну. И уж если совсем честно, не раз ей в голову приходила мучительная мысль: а что, если бы тогда, давно, из двух друзей она выбрала второго?
Так уж получалось, что мысль эта вызывала в ее голове непреодолимое желание выпить. Вот и сейчас она поднялась с кровати, не выпуская трубки, добралась до кухни, вынула из секретного места бутылку дешевого коньяку.
Как всегда, ею овладело смутное беспокойство: а ну как узнает кто-нибудь?
– И вот что еще, – продолжал голос Николая Павловича в трубке. – Я положил на твою карту две тысячи. Так, в качестве аванса за Филькину работу. Ему лучше денег не давать, так я – тебе… Пользуйся.
– Николай, я иногда думаю… – начала Ольга и запнулась. – Почему у тебя все всегда так легко получается?
– Не все, Оль. Например, нормального сына у меня не получилось. В отличие от тебя.
– Это комплимент?
– Ничего подобного, – возразил Мирский. – Вы с Игорем этого не заслужили.
Ольга нахмурилась. Ничего не ответив, она положила трубку на стол (трубка тоже притихла). Отвернула пробку. Вздохнула, прижала горлышко к губам.
«Я позвоню позже», – проквакала трубка – а потом из нее слышались только тупые и пульсирующие, как зубная боль, гудки.
Глава 4,
в которой рыцарь взламывает ворота, а принц находится в шкафу
Новый день они встретили на приморской трассе. Ленкин «остин», похожий на вишневый лаковый ботинок, с гибридным мотором мог развивать приличную скорость – и если бы не предательские повороты, Ленка разогнала бы его до предела, будьте спокойны. Lynn из их старой игры только и говорил, что о машинах да о гонках: Фил даже и заподозрить не мог, что… но потом Lynn куда-то исчез. И вот теперь снова появился рядом с ним, с такой милой короткой стрижкой и в модной курточке, а под курточкой… объясните, как надо себя вести, если девчонка, которая вам нравится, вдруг оказалась вашим старым приятелем-визионером… Или наоборот, приятель оказался девчонкой, в которую…
– Ладно, хватит гнать, – сказал Филипп, как бы отвечая собственным мыслям. – Надо отдохнуть, наконец. Давай-ка свернем куда-нибудь, где людей поменьше.
– Сейчас. Еще немного. Там дальше дорога вдоль самого берега пойдет.
Похоже, она точно знала, куда ехать.
– Искупаемся? – предложил Филипп.
– Мне нельзя. Да и не в чем. – Ленка отвернулась, вглядываясь вдаль: в просветах между соснами мелькало и слепило глаза море – какое-то нереальное, кинематографическое. Фил вздохнул:
– Жалко. Ты когда-нибудь купалась в восемь утра?
– В Австралии. Год назад, – отозвалась Ленка лениво, и Фил прикусил язык. Маловато он о ней знал.
Сегодня утром, свернувшись в кресле, он как раз досматривал очередной чудесный визионерский сон, когда она дернула его за плечо: «Вставай, Flea, нам пора». Потом он мылся и скреб новенькой бритвой подбородок, мучительно соображая, какую такую Черную речку она имеет в виду. Ну да, там – ее брат Ник. В эту чертову клинику не пускают посетителей. Он поможет ей пробраться внутрь? Интересно, как? Ладно, на месте разберемся.
Он вернулся в комнату, когда Ленка уже надела свою потрясающую курточку и кроссовки и теперь глядела на него, полураздетого, и посмеивалась. Она сказала: «Прыгай скорей, друг мой Flea, – смешные у них тогда были имена, что ни говори, смешные. – Только оружие не забудь». Он улыбнулся. Подошел к столу, вынул из самого нижнего ящика туристский топорик. «Теперь порядок, Lynn. Я готов».