..хотела бы поговорить с тобой, а не только слать эти письма. Я смотрю на тебя на арене, и у меня
сердце разрывается…
Письма! Кто же мог… он схватил еще один кусок пергамента.
…все труднее выкроить время, чтобы писать. Наш хозяин требует так много от нас обоих. Я слышала, что он тебя бьет, мне так жаль, мой дорогой друг. Ты не заслуживаешь…
Тарета.
Сердце Блэкмура сжала боль, какой он еще никогда не ведал. Он вытащил из мешка остальные письма… Свет Великий, их тут десятки, а может, и сотни. Как долго эти двое хранили свою тайну?
У него почему-то защипало глаза, и стало трудно дышать. «Тари… Тари, как ты могла, ты, которая никогда ни в чем не испытывала нужды…»
— Мой господин? — Обеспокоенный голос Ремки вывел Блэкмура из оцепенения. Он сделал глубокий вдох и проглотил предательские слезы. — Все в порядке?
— Нет, майор Ремка. — Его голос был таким же холодным и сдержанным, как обычно. — В порядке далеко не все. У вас был мой орк Трэль, один из лучших гладиаторов, когда-либо украшавших арену. Он заработал мне кучу денег и должен был заработать еще больше. Я не сомневаюсь, что ваши люди взяли именно его. И именно его я почему-то не вижу в этой шеренге.
Глядя, как лицо Ремки заливает краска, он испытал острое наслаждение.
— Он мог спрятаться где-нибудь в лагере, — предположила она.
— Мог, — согласился Блэкмур, оттягивая назад уголки губ в жутковатом подобии улыбки. — Будем надеяться, что так оно и есть, для вашего же блага, майор Ремка. Обыщите лагерь. Немедленно.
Она кинулась исполнять его требование, на бегу выкрикивая приказы. Конечно, Трэль не так глуп, чтобы явиться на построение, как пес на хозяйский свист. Возможно, он еще здесь. Но каким-то образом Блэкмур чувствовал, что Трэль уже ушел. Он был где-то, неизвестно где, и занимался… чем? Что за хитроумный план он состряпал вместе с этой сучкой Таретой?
Блэкмур был прав. Тщательный обыск ничего не дал. Ни один орк, проклятие на их головы, не пожелал признаться даже в том, что видел Трэля. Блэкмур понизил Ремку в звании, заодно сместив ее с должности, назначил на ее место Варика и не спеша поехал домой. На полпути его встретил Лангстон, но даже бодрая и безмозглая болтовня Лангстона не могла отвлечь Блэкмура от мрачных дум. В одну ночь, отмеченную пламенем пожара, он потерял две самые важные для него вещи: Трэля и Тарету.
Блэкмур поднялся по ступеням в свои комнаты, прошел в спальню и осторожно открыл дверь. Тарета спала, на ее лицо падал свет. Тихо, чтобы не разбудить ее, Блэкмур опустился на кровать. Сняв перчатки, он коснулся мягкого сливочно-белого изгиба ее щеки. До чего же она прекрасна. Ее прикосновения всегда были такими волнующими, а смех наполнял сердце сладким трепетом. Но теперь все кончено.
— Спи спокойно, прелестный предатель, — шепнул Блэкмур. Он наклонился и поцеловал ее, безжалостно задавив проснувшуюся было в сердце боль. — Спи спокойно, пока я нуждаюсь в тебе.
9
Никогда еще Трэль не чувствовал такого голода и усталости. Но свобода была слаще, чем мясо, которым его кормили, и дарила куда лучший отдых, нежели та солома, на которой он спал, будучи пленником Блэкмура в Дэрнхолде. Трэль так и не сумел поймать ни одного кролика или белки из тех, что в изобилии шныряли по лесу, и очень пожалел, что вместе с военной историей и началами искусства ему не преподали хоть каких-нибудь навыков выживания. Стояла осень, и на деревьях уже поспели плоды, к тому же Трэль быстро навострился отыскивать различных личинок и насекомых. Конечно, это не могло утолить волчий голод, глодавший его изнутри, зато у него не было недостатка в воде — по лесу струились мириады речушек и ручейков.
Через несколько дней, когда Трэль упрямо продирался через густой подлесок, внезапно переменившийся ветер донес до его ноздрей дразнящий запах жарящегося мяса. Он жадно вдохнул, как будто один только аромат уже мог дать ему насыщение. Мучимый голодом, Трэль сменил направление.
Несмотря на то, что его тело настойчиво требовало пищи, Трэль сохранил бдительность. И не зря, потому что, едва выйдя на опушку леса, он увидел десятки людей.
Денек выдался ясный и теплый, один из последних теплых дней осени, и люди были заняты радостными приготовлениями к большому пиршеству, от вида и запаха которого рот у Трэля переполнился слюной. Там был только что испеченный хлеб, бочки свежих фруктов и овощей, кувшины с вареньем, маслом, паштетом, сырные головы, бутыли с каким-то питьем (Трэль решил, что это вино и мед), а посреди всего этого великолепия неторопливо насаживали на вертела двух поросят.
Колени у Трэля подогнулись, и он медленно опустился на землю, в немом восторге созерцая это изобилие пищи, будто в насмешку разложенное у него перед носом. По расчищенному полю носились ребятишки с флажками, обручами и другими игрушками, названий которых Трэль не знал. Матери кормили младенцев, а девушки смущенно танцевали с юношами. Повсюду царило счастье и умиротворение, и Трэль ощутил настолько сильное желание приобщиться к празднику, стать полноправным его участником, что оно заглушило даже голод.
Но это было невозможно. Ведь Трэль — орк, чудовище с зеленой кожей, черной кровью и еще доброй сотней отталкивающих качеств. Поэтому он просто сидел и смотрел, как веселятся, пируют и танцуют жители деревни, пока не опустилась ночь.
Когда поднялись луны, одна ясная и белая, другая холодная и зеленовато-синяя, с поляны исчезли последние стулья, тарелки и остатки пиршества. Трэль наблюдал, как люди уходят по извилистой тропке через поле и как в крошечных окошках один за другим гаснут огоньки свечей. Но он все сидел в своем укрытии и наблюдал, как медленно и величаво движутся по небесам луны. Через несколько часов после того, как погасла последняя свеча, Трэль поднялся и бесшумно двинулся к деревне.
У него всегда было острое обоняние, а теперь, когда он, наконец, почуял запах пищи, оно обострилось еще больше. Он шел на запахи, заглядывая в окна, хватал целые караваи хлеба и сразу же проглатывал их, совал руку под крышку корзины с яблоками, выставленной у двери, и жадно хрустел маленькими сладкими плодами.
Липкий сладкий сок заливал обнаженную грудь Трэля. Он рассеянно утер его огромной зеленой ладонью. Зверский голод орка постепенно начинал утихать. В каждом доме он старался брать понемногу, нигде не забирал все.
В одном из окон Трэль увидел спящих возле тлеющего очага людей. Он поспешно отступил от окна, мгновение выждал, потом тихонько заглянул снова. Это были дети, они спали на соломенных тюфяках. Их было трое, еще один спал в колыбели. Двое мальчиков и маленькая девочка с золотыми волосами. Под взглядом Трэля она беспокойно заворочалась.
Внезапная боль пронзила его. Он словно вдруг перенесся в тот день, когда впервые увидел Тарету, и ясно, как будто и не прошло столько лет, вспомнил, как она широко улыбнулась и помахала ему рукой. Девочка была так на нее похожа, те же круглые щечки, те же золотые волосы…
Резкий звук заставил его вздрогнуть, и Трэль мгновенно повернулся. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как на него бросается что-то темное и лохматое. Возле его уха клацнули зубы. Повинуясь инстинкту, Трэль схватил зверя за горло. А вдруг это был волк, из тех, с кем водит дружбу его народ?
Стоячие заостренные уши, удлиненная морда и острые белые зубы. Зверь напоминал волков, которых Трэль видел на гравюрах в книгах, но совершенно отличался от них цветом шерсти и формой головы.
Весь дом уже был на ногах, слышались тревожные крики людей. Трэль сомкнул пальцы на горле животного. Отшвырнув труп, он снова заглянул в окно и увидел, что девочка смотрит на него широко раскрытыми от ужаса глазами. Она ткнула в орка пальцем и закричала:
— Чудовище, папа, чудовище!
Ненавистное слово, слетевшее с ее невинных губ, больно ранило Трэля. Он повернулся, чтобы бежать, но кольцо перепуганных жителей уже смыкалось вокруг него. У многих были вилы и косы — единственное оружие селян.
— Я не причиню вам вреда, — начал Трэль.
— Оно разговаривает! Это демон! — вскрикнул кто-то, и крестьяне перешли в нападение.