Трэль думал, что Дрек'Тар скажет что-нибудь, подобающее случаю, но вместо этого Адский Вопль подтолкнул локтем его самого. Несколько смутившись, Трэль обратился к притихшей толпе, собравшейся вокруг тела своего прежнего вождя.
— Долгое время я был оторван от своего народа,- начал Трэль, — и не знаю, какие слова следует говорить. Но я знаю одно: смерть Думхаммера была достойнейшей из смертей, какая только может постигнуть война. Он сражался, чтобы освободить своих сородичей из неволи. Конечно, он будет доволен нами, ведь ныне, когда он мертв, мы чтим его не меньше, чем при жизни.- Он посмотрел на лицо мертвого друга. — Оргрим Думхаммер, ты был лучшим другом моего отца. Я не знаю никого, кто сравнился бы с тобой в благородстве. Какие бы радости и блаженства ни ожидали тебя сейчас, поспеши же к ним!
После этих слов Трэль закрыл глаза и попросил Дух Огня взять тело героя. И в тот же миг вспыхнуло пламя, и никогда еще Трэль не видел пламени более жаркого. Скоро огонь поглотит тело, и оболочки, вмещавшей пламенный дух, который в этом мире носил имя Оргрима Думхаммера, не станет.
Но то, за что он сражался и за что отдал жизнь, никогда не будет забыто.
Трэль откинул голову назад и разразился громким зычным ревом. Один за другим к нему присоединились все орки. Их голоса слились в едином вопле боли и скорби. Даже духи предков, если они действительно существовали, наверняка остались довольны громоподобным плачем по Оргриму Думхаммеру.
Когда церемония закончилась, Трэль со вздохом уселся подле Дрек'Тара и Адского Вопля. Адский Вопль тоже был ранен, но, как и Трэль, решил потерпеть. Дрек’Тару запретили и близко подходить к полю битвы, и он помогал тем, что заботился о раненых. Если бы что-нибудь случилось с Трэлем, Дрек'Тар остался бы единственным шаманом, поэтому орки не могли рисковать его жизнью. И все же он был еще не настолько стар, чтобы молча подчиниться.
— Какой лагерь будет следующим, мой вождь? — почтительно спросил Адский Вопль. Трэль вздрогнул, услышав этот титул. Он еще не привык к тому, что Думхаммера больше нет и что теперь ответственность за сотни орков лежала на его плечах.
— Больше никаких лагерей, — заявил он. — Сейчас наше войско уже достаточно велико.
Дрек'Тар нахмурился.
— Но они страдают, — возразил он.
— Верно, — согласился Трэль, — но я знаю, как освободить всех разом. Чтобы убить чудовище, нужно отсечь ему голову, а не только ноги и руки. Настало время обезглавить саму систему.
Его глаза блеснули при свете костра.
— Мы пойдем на Дэрнхолд.
Когда на следующее утро Трэль объявил о своем решении войскам, в ответ услышал громкие возгласы одобрения. Теперь орки были готовы перейти в наступление. Стихии ждали только слова Трэля или Дрек'Тара, чтобы помочь. Битва минувшей ночи воодушевляла орков. Жаль, что они потеряли Думхаммера, величайшего воина и вождя, но гораздо больше врагов полегло под рухнувшими стенами лагеря. Над ними уже кружили вороны, благодарные за пиршество.
До Дэрнхолда было несколько дней пути, но армия не испытывала недостатка в пище, и все до последнего воина рвались в бой. Когда встало солнце, Орда орков во главе с их новым вождем Трэлем уже двигалась к Дэрнхолду.
— Конечно же, я ничего ему не сказал, — самозабвенно врал Лангстон, потягивая вино Блэкмура. — Он взял меня в плен и пытал, но я только сжимал зубы. Восхищенный, он отпустил меня и моих людей.
Блэкмур усомнился в том, что все так и было, но ничего не сказал.
— Расскажи подробнее о том, что он там выделывает, — велел он.
Счастливый оттого, что заслужил одобрение своего наставника, Лангстон в красках поведал о том, как его душили в своих объятиях корни деревьев, молнии били туда, куда им прикажет Трэль, а хорошо обученные кони сбрасывали своих седоков, и сама земля сокрушила каменные стены. Если бы Блэкмур не слышал подобных историй от тех немногих, кто вернулся живым из той битвы, он бы заподозрил, что Лангстон пристрастился к бутылке еще крепче, чем он сам.
— Я правильно поступил, когда подобрал Трэля,- задумчиво проговорил Блэкмур, делая еще один глоток вина. — Ты только посмотри, чем он стал, на что он способен с жалкой кучкой неуклюжих, вялых зеленошкурых.
Мысль о том, как близок он был к тому, чтобы эта мощнейшая сила, возрожденная Орда, подчинялась ему, причиняла физическую боль. И тут же Блэкмур вспомнил о Тарете и ее дружбе с орком. При мысли об этом в нем поднялась злость, смешанная со странной саднящей болью. Он так и не сказал ей, что нашел письма. Не сказал он об этом и Лангстону и сейчас мысленно хвалил себя за сдержанность. Конечно же, Лангстон выложил Трэлю все, что знал, а значит, планы необходимо менять.
— Боюсь, другие не проявили такой стойкости перед орочьими пытками, как ты, друг мой, — сказал он, стараясь не выдать сарказма. К счастью, Лангстон уже успел основательно заложить за воротник и не обратил никакого внимания на эти слова. — Мы вынуждены предположить, что орки знают все, что известно нам, и действовать соответственно. Мы должны попытаться думать, как Трэль. Что он предпримет теперь? Какова его конечная цель?
«И как же, о десять тысяч чертей, как же мне вернуть его, как укротить его снова?»
В армии Трэля насчитывалось около двух тысяч воинов, и почти наверняка их должны были заметить, но, тем не менее, он делал все, что мог, чтобы скрыть передвижения Орды. Молодой вождь просил землю прятать их следы, ветер — уносить их запах от всех животных, которые могли поднять тревогу. Это было немного, но сейчас была важна каждая мелочь.
Они разбили лагерь в диком нехоженом лесу в нескольких милях к югу от Дэрнхолда. Трэль с небольшой группой разведчиков отправился в рощу, растущую прямо у стен крепости. И Адский Вопль, и Дрек'Тар пытались отговорить его от этой затеи, но он настоял на своем.
— У меня есть план, — объяснил он. — Быть может, с его помощью нам удастся избежать напрасных жертв.
18
Даже в самые холодные зимние дни, за исключением тех случаев, когда яростная пурга не позволяла выйти из крепости, Тарета ходила к поваленному молнией дереву. И каждый раз, заглянув в темноту расщелины, она убеждалась, что тайник пуст. Девушка радовалась возвращению теплой погоды, несмотря на то, что ее сапоги вязли во влажной и топкой от растаявшего снега земле, и не раз нога выскальзывала из обуви. Необходимость время от времени вытаскивать из грязи и снова натягивать на ногу сапог была ничтожной ценой за свежие ароматы пробуждающегося леса, лучи солнечного света, пронзающие лесной полумрак, и яркие огоньки первых цветов, которыми были усыпаны луга и лесные поляны. Теперь весь Дэрнхолд только и говорил, что о подвигах Трэля. Наслушавшись этих толков и пересудов, Блэкмур начал пить еще больше. Что, впрочем, было ей на руку. Не раз, тихонько прокравшись в его спальню, Тарета обнаруживала, что повелитель Дэрнхолда спит на полу, в кресле или на кровати, а рядом лежит бутылка. В такие ночи Тарета Фокстон облегченно вздыхала, закрывала дверь и уходила в свою маленькую каморку, чтобы спокойно выспаться.
Несколько дней назад вернулся юный лорд Лангстон и принес настолько нелепые вести, что они не напугали бы и ребенка. И все же… разве не приходилось ей читать о древнем могуществе, которым когда-то обладали орки? Она знала, что Трэль очень умен, и не удивилась бы, если бы оказалось, что он овладел этими древними знаниями.
Размышляя обо всем этом, Тарета подошла к старому дереву и по привычке заглянула внутрь.
И чуть не вскрикнула от неожиданности. Рука ее взлетела ко рту, в то время как сердце неистово заколотилось. В коричневатом мраке расщелины поблескивало ее ожерелье. Отражая солнечный свет, оно горело, как сигнальный огонь. Дрожащими пальцами Тарета схватила его, но не удержала в дрожащей руке.
— Вот неумеха! — прошептала она и подняла ожерелье.
Это мог быть и обман. Трэля могли взять в плен, а ожерелье — отобрать. Легко узнать, кому оно принадлежит. Но если Трэль никому не сказал об их уговоре, кто мог догадаться оставить его здесь? Тарета была уверена: никто не мог сломить Трэля.
Слезы радости потекли по ее щекам. Тарета утерла, их тыльной стороной ладони, сжимая серебряный полумесяц ожерелья в другой руке.