Двеллер проснулся от кошмара, в котором мертвые люди и гоблины вставали с палубы «Мясной мухи» и бросались на него, и со стыдом понял, что плакал. Сморгнув слезы, он поглядел в ночное небо и почувствовал, как сильно стучит его сердце.
Наверху в темном небе горел красным огнем Джурд-жан Быстрый и Дерзкий, большая из двух лун. В это время года он должен был пересекать небо еще три раза за ночь. Дальше к югу светилась светло-голубым Геза Прекрасная; она сейчас была в фазе убывания, и ее было почти не видно на фоне великолепия Джурджана.
— Да не переживай ты так, книгочей. Все перемелется.
Джаг повернулся на голос Рейшо.
Прошло еще два дня, а двеллеру так и не удалось подобраться к секрету книги. Команда тоже не изменила своего к нему отношения.
Джаг внезапно осознал, что была ночь и он висел в гамаке недалеко от темной пучины, так что человеку с ножом достаточно было перерезать крепление его пристанища и двеллер оказался бы в соленой воде без надежды на спасение. Он тревожно шевельнулся в гамаке. Рейшо всегда таскал с собой нож, да еще и не один.
— Что ты тут делаешь? — спросил двеллер. Молодой матрос пожал плечами.
— По тебе соскучился.
— Я тоже по тебе соскучился, — сказал Джаг, — но не я первый начал играть в молчанку. — Он не удержался от того, чтобы подчеркнуть вину приятеля, хотя и жалел, что ему не хватило великодушия.
— Нет, не ты, — признался Рейшо; вид у него был виноватый — Это я. И остальные ребята тоже, но они еще не поняли, что не правы. — Матрос вздохнул. — Погоди немного, они поймут.
Двеллер сел, обхватив руками колени.
— Они очень сурово осудили меня, Рейшо. И считают, что это я в ответе за смерть их друзей. За смерть наших друзей.
— Ну да. И я тоже поначалу так решил. — Матрос глянул в море. — Мы славных ребят потеряли. Так не должно было случиться.
На мгновение воцарилась хрупкая напряженная тишина, потом Джаг ее нарушил:
— Если бы я мог все изменить, я бы так и сделал.
— Но тогда б у тебя не было этой книжки, из-за которой мы сейчас спешим в Рассветные Пустоши.
— И этому тоже никто не радуется.
— Может, и так. Но что я точно знаю, так это что моряки всегда любят пожаловаться на судьбу. Покажи мне того, который не твердит, как ему в жизни не повезло, и я покажу тебе моряка, который не отдает себя делу целиком, — ухмыльнулся Рейшо.
Несмотря на отчаяние, тревогу и усталость, двеллер улыбнулся ему в ответ.
— Знаешь, что меня заставило вспомнить, что ты не просто библиотекарь? — спросил матрос. — Что ты еще и мой друг Джаг?
Двеллер покачал головой, не желая его обидеть. Он и правда не имел ни малейшего понятия, что Рейшо имел в виду.
— Это все Херби, — объявил тот.
— Херби?
— Точно. Я с ним сегодня разговаривал, и он мне рассказал про твою книжицу. — Молодой матрос разжал руки и показал Джагу его личный дневник.
Тому стало не по себе от того, что дневник был у Рейшо, но он тут же вспомнил, что читать его приятель не умел. Потом он почувствовал себя идиотом, потому что оставил все книги, и ту, что нашел на корабле гоблинов, и копию, которую он так старательно сделал, в заплечном мешке, в котором держал рабочие инструменты.
— Мальчишка передал мне про все те истории, которые ты ему рассказывал про погибших ребят, — сказал Рейшо. — Ты их сделал героями.
— Они и были героями, — вздохнул Джаг.
Матрос распахнул пухлый дневник, ища последние записи. Свет зажженного им фонаря окрасил пергаментные страницы в золотисто-коричневый цвет… Страницы были заполнены выполненными чернилами рисунками команды в битве с гоблинами. На других страницах погибшие матросы были нарисованы за столом в кают-компании или за работой на палубе, изображена была и картина похорон на «Ветрогоне». Некоторые зарисовки выглядели четче и подробнее других, но все были легко узнаваемы.
— Наверное, я никогда не понимал, для чего ты вечно занят своей писаниной, — признался Рейшо. — Я видел, как ты часами строчишь что-то или рисуешь, иногда смотрел на твои картинки и слушал твои истории. Знал, что ты неплохо рисуешь, но никогда не сводил все это воедино и не понимал, что ты на самом деле делаешь.
Двеллер покачал головой.
— К чему ты, собственно, клонишь?
— Ты же их спасаешь. Превращаешь в героев навечно, вот что ты делаешь. — Молодой матрос заколебался. — Понимаешь, я и остальные ребята из команды, мы про них, конечно, тоже будем рассказывать. Но каждый раз, когда историю рассказывают между собой или другим людям, она меняется. Скоро то, что мы говорим об этих ребятах, о том, что случилось на «Мясной мухе» и что мы потеряли, все будет выдуманное. Ничего не останется от того, какими они на самом деле были. Но эта книжица... — Рейшо встряхнул дневник, и лунный свет высветил слезы у него на глазах, — она навсегда останется, что в ней написано, никогда уже не изменится. Это честный и справедливый рассказ о том, какими они были. Я в этом уверен, потому что знаю тебя.
Чувства в голосе приятеля смутили Джага, и он не знал даже, что ответить.
— У тебя прекрасный редкий дар, книгочей, — продолжал Рейшо. — Я сидел тут, смотрел на картинки и видел все, что рядом с ними нацарапано, понять, конечно, что написано, не мог, но все равно никогда еще не ценил так то, что ты делаешь. Я бы даже научился чтению, если бы это помогло мне прочитать про наших потерянных друзей.
— Я могу тебя научить. — Двеллер подумал, что действительно с удовольствием помог бы своему другу. Ведь научил же его читать, писать и рисовать Великий магистр Фонарщик.
— Это будет здорово, — кивнул матрос. — Когда-нибудь, может быть, и научишь. Но пока просто отдохни. Не беспокойся о ночных кошмарах и вообще ни о чем. Я здесь, и я за тобой присмотрю.
Джаг осторожно лег, все еще не в состоянии полностью довериться Рейшо. Он лежал тихо, чтобы не обидеть друга, и притворялся, что спит. Он собирался так пролежать всю ночь на случай, если это ловушка. Но спать двеллеру все-таки хотелось, и он уснул, а проснулся только тогда, когда в лицо ему засветило солнце и впередсмотрящий закричал: «Земля!»
10. РАССВЕТНЫЕ ПУСТОШИ
Джаг стоял в оснастке «Ветрогона» и смотрел на маленький портовый город, укрытый густым туманом, нависшим над Кровавым морем. Его охватило любопытное ощущение, которого он не испытывал, даже когда возвращался из путешествий с Великим магистром Фонарщиком. Он почувствовал, что прибыл домой.
— Ну, — воскликнул Рейшо, — вот ты и улыбаешься.
Двеллер расправил плечи, крепко держась за ванты и с удовольствием ощущая на коже ласковый ветерок, дующий из гавани.
Рассветные Пустоши расположились к северу от подножия гор, именуемых Костяшки, хребта, который тянулся к небу в самом высоком месте острова и получил свое название, потому что напоминал костяшки сжатого кулака. Кулак этот был огромный, и в нем скрывались обширные помещения Хранилища Всех Известных Знаний. Пониже Костяшек, почти перпендикулярно к ним, высился хребет под названием Пальцы Великана. Эти две горные цепи удивительно смахивали на руку, схватившую за запястье кулак. Видя это сходство, любой невольно представлял себе горы в виде рук двух гигантских воинов, навеки сцепившихся в битве, тела которых погрузились в скалистую почву острова.
По легенде Древние создали остров из тел двух великанов, один из которых был злодеем, а второй — героем и удерживал первого, пока те силой своей магии создавали остров. Согласно этим историям, гиганты зарылись ногами в каменистое дно океана и, обратившись в камень, стали основанием для острова.
Джаг не знал, правдивы ли эти легенды, но из книг в Хранилище Всех Известных Знаний и путешествий с Великим магистром он узнал, что в каждой легенде и даже откровенной выдумке непременно таилось зерно истины.