В темном номере было тихо. Видимо, музыку выключила горничная. Николау торопливо включил свет, машинально оглянулся назад и только потом вошел. Закрыв за собой дверь, он направился к радиоприемнику.
Неожиданно левая стена выпятилась. Выпуклость тут же приняла очертания фигуры человека. Казалось, будто стена кого-то проглотила, а теперь этот кто-то пытался выбраться наружу. Но нет, бежать хотел не тот, кого проглотила стена, а сам Григорий.
Он попятился, одновременно пустив в стену заряд магической энергии, развернулся к двери, но в этот миг из стены вылезли две обезьяньи ручищи с рисунком обоев вместо кожи и, обхватив его грудь, сдавили так, что он едва не задохнулся. Григорий пытался вырваться, но его держали крепко. И все же он продолжал вырываться, потому что иначе бы просто потерял сознание.
Вслед за руками от стены отделились остальные части тела таинственного интервента, оказавшегося здоровенным мужиком в помятом костюме, поверх которого было надето столь же помятое пальто. Глянув на обхватившие его руки, Григорий убедился в том, что руки самые обыкновенные.
— Явился не запылился, — прорычал второй злодей, вставший перед Григорием, — метис, вобравший в себя черты сразу нескольких рас. При этом признаки ни одной из них не добавляли ему привлекательности. Рассмотреть второго мерзавца Григорий возможности не имел, но не сомневался, что и тот выглядит примерно так же. — Можешь вопить, ежели охота есть. Хоть глотку надорви — никто не услышит. Уж мы об этом позаботились.
— Вам вовсе не обязательно причинять мне боль, — прохрипел Григорий, пытаясь потянуть время. — Я вам сам скажу, где у меня лежат деньги и ценные вещи.
— Ценные вещи? Эт-то хорошо… Попозже.
Губы злодея двигались как-то… неправильно. То есть произносимые им звуки не синхронизировались с движениями губ. Это было крайне неприятно, но еще более неприятно было то, что Григорий даже сейчас не ощущал присутствия обоих этих людей в своем номере. Вероятно, он угодил в плен к призракам. Он не чувствовал ни их сознания, ни жизненной силы. А магической силы должно было хватить для распознания живых существ на обоих этих уровнях. Для галлюцинаций оба пакостника имели слишком крепкое телосложение, а из этого следовало, что они либо защищены собственным магическим защитным полем, либо оперируют каким-то устройством, которым их снабдил кто-то еще.
Метис зыркнул на своего приспешника.
— Стул, — распорядился он.
Здоровяк швырнул Григория на ближайший стул и привязал с быстротой и профессионализмом, которые потрясли Николау. Эти люди были специалистами в своей области. И все же ни тот, ни другой не могли быть истинными мастерами. Это были хорошо натренированные бойцы, но не более того.
Метис вынул из кармана пальто небольшой предмет, напоминавший ограненный алмаз. На вкус Григория предмет с одного края был уж слишком остро заточен — слишком, поскольку, похоже, метис собирался воздействовать на него этим предметом.
— Ну а теперь баиньки, синеглазка…
И снова губы двигались не в такт со словами.
Григорий дернулся, но это было бесполезно. Злодей пребольно кольнул его в шею острым предметом. В глазах потемнело.
— Кажись, загнулся, — прозвучал голос второго мерзавца из немыслимой дали.
— He-а, он в порядке, — ответил ему метис, и его мерзкая рожа, разорвав темную пелену, возникла перед глазами Григория. Острого предмета в его руке уже не было, но Николау не заметил, когда тот убрал его. — Вот этот тип хозяину будет очень даже интересен.
— А что в нем такого особенного?
Метис глянул на напарника.
— Он же про дом не спросил. Этого за глаза хватит, или ты так не думаешь?
— А может, это все-таки не он?
— С такими-то глазищами?
— Ну… я не знаю… Ну, что он там, готов или как?
— Да должен бы уже… — Перед глазами Григория махнула туда-сюда здоровенная ручища. Он мог бы проследить за ее движением, двигая глазными яблоками, но делать этого не стал. — Да, готов.
Между тем Григорий, хотя он и чувствовал себя так, словно тело его плавало в густом сиропе, вовсе не был беспомощным рабом, каким его, по всей вероятности, уже считали двое негодяев. Он сам не понимал, почему они не смогли этого предотвратить, но знал, что если только пожелает, сумеет нанести им сокрушительный удар. Удерживали его от этого два соображения. Во-первых, он хотел понять, каковы причины, вынудившие этих мерзавцев напасть на него. Его визит к Терезе привлек чье-то внимание. Григорий выругал себя за то, что не удосужился обратить более серьезное внимание на то мимолетное прикосновение к его сознанию. Эти двое явно имели к нему какое-то отношение.