Создав буквально меньше чем за полминуты перед собой завал из изрубленных, заколотых и искромсанных тел, Норун был вынужден теперь наносить удары своей алебардой только по верхнему ярусу. Каждым ударом всё больше и больше увеличивая высотусоздаваемой им баррикады из тел.
Отдав грубым гортанным, лающим языком, сражавшимся слева от него и сестры Лохматым Егерям команду, он быстро поменялся со своими подчинёнными местами. Уже через секунду став, используя всё тот же стиль Боевого Косаря, создавать новый завал из тел атакующих.
Переместившаяся сразу же вслед за братом Ноуна, уже вовсю прикрывала того от полетевших в них костяных копий и каменных топоров, которыми были вооружены охваченные безумием воины из племени Болотников.
Но можно было сильно и не беспокоиться о том, что Норуна ранит или убьёт одно из брошенных в него примитивных, но при этом, всё же, смертоносных оружий. Ведь как только в него полетело первое костяное копьё, средний сын барона Жоргана из седьмого выводка активировал свой Волчий Доспех. За считанные секунды покрывший, непробиваемой бронёй всё тело чистокровного оборотня. Чистокровного оборотня, остававшегося пока в человеческом обличье. А ведь в этом, человеческом обличье, чистокровные оборотни были намного слабее чем, когда принимали форму зверя.
Но, похоже, что Норун пока не видел настолько большой опасности, чтобы трансформироваться в свою звериную форму. Пока он просто наслаждался боем. А верней бойней, которую устроил прущей на них безумной орде.
И если бы все не были стопроцентно уверены, что Норун не был заражён прошедшим через Туманные болота бешенством, то увидев, восторженно-маниакальный, хищный оскал на лице среднего сына барона Жоргана из седьмого выводка, то непременно решили бы, что бешенство всё-таки до него достало.
Но реальность была такова, что Норун находился сейчас в своём собственном безумном состоянии. В том состоянии восторженности и наслаждения происходящим, когда казалось, больше ничего во всём мире не может подарить таких невероятных ощущений.
Впрочем, это же можно было сказать и о его сестре. Как и брат, оставаясь в человеческом обличье, Ноуна активировала свой Волчий Доспех, покрывший её прекрасное тело облегающей, ещё больше подчёркивающий девичьи, невероятно соблазнительные и возбуждающие формы.
Не отставая от чистокровных оборотней по количеству уничтожаемых теми тварей, Краниос без устали и остановки наносил широкие и размашистые удары своим боевым молотом. От каждого такого удара, в разные стороны разлеталось не меньше десятка поломанных и буквально разорванных, словно от взрыва тел. Ещё столько же валились мёртвыми на землю, прямо там же, где и настигал их удар гиганта.
Действуя более изящно, но не менее эффективно от Краниоса, Гапериан рубил и колол обезумевших тварей, как только те оказывались в досягаемости хотя бы для кончика далеко вытянутого вперёд меча.
Помня об опасности заражения бешенством, командир корпуса «Дракон» старался уничтожать противника на расстоянии, когда даже случайно брызнувшая из тела убитой им твари кровь, не могла бы достать до него.
То и дело, отбивая щитом или мечом летевшее в него в ударе или броске вражеское оружие, Гапериан не забывал так же защищаться щитом, или просто уклоняться и уворачиваться, от ударов когтистых лап и рук. Это в обычном бою он бы не обращал на эти удары никакого внимания, полностью положившись, на защищавшие его тело доспехи из металла подгорного королевства.
Сейчас же, когда небольшая царапина, оставленная когтем, заражённой бешенством твари могла превратить тебя в такую же безумную тварь, следовало быть очень и очень осторожным.
Но наблюдая за Гаперианом со стороны, за тем, как тот, ловко маневрируя между атакующих тварей, каждым свои ударом дарит вечный покой одной, или сразу нескольким безумным душам, сложно было подумать, что командир корпуса «Дракон» осторожничает.
Да он скорее был похож, на такого же, буквально опьянённого происходящим, жаждущим крови маньяка, как и только что одновременно, восторженно завывшие чистокровные оборотни, чем на обдумывавшего каждый свой шаг и каждое своё действие, аккуратного стратега. Хотя плавность и завораживающая грация в движениях, среди которых не было ни одного лишнего и не нужного шага, поворота, отхода, блока, удара и даже взгляда, указывали на невероятно точную, буквально ювелирную работу мастера.