– Разве вы не могли накопить денег и, в конце концов, пожениться?
– Конечно, мы откладывали деньги, но получалось очень понемногу, ведь у него была такая большая родня. А потом я потеряла моего Жака во время чумы…
– Боже мой! – Маргарет в ужасе прижала руки к груди.
Бертранда оставалась грустной, но спокойной, видимо, она уже давно примирилась с горем.
– Вот когда я проявила свой характер. Жак очень боялся за меня и умолял не приходить, но я все-таки ухаживала за ним все время, пока он болел. И я рада, – ровный голос Бертранды задрожал от волнения, – что оставалась с ним до последней его минуты и проводила в последний путь… Так что, как видишь, во мне тоже есть упрямство, только его ведь можно назвать упорством, а своеволие – умением настоять на своем. И если использовать эти свойства разумно, когда это необходимо, они могут стать могущественным оружием.
Маргарет поразилась этой мысли. Значит, в иных обстоятельствах ее всеми поносимое упрямство может оказаться преимуществом? Забыв о стертых ногах, она погрузилась в размышления, не замечая удовлетворенного взгляда француженки, наблюдавшей за ней… Ну конечно, если бы не ее своеволие, она осталась бы в поместье и дрожала в ожидании расправы с дочкой и брака с Робертом… Не будь она упрямой, она послушалась бы Джонатана, когда он приказал ей уходить, и не смогла бы уберечь его от предательской пули… Да, все правильно, подумала она, повеселев, не прояви она упорства, ни за что не добралась бы до Лондона.
Как будто для того, чтобы поддержать ее бодрое настроение, неожиданно прекратился дождь, и выглянуло солнце. По обе стороны дороги весело зеленели омытые дождем кусты дрока и тиса, но сама дорога от дождя превратилась в сущую трясину.
Пэйшенс запросилась к маме на ручки, а уставшая Бертранда забралась в повозку. Впереди их маленькой экспедиции размеренно вышагивал в деревянных сабо привыкший к непогоде и трудным дорогам старый мастер Фостер.
Маргарет старалась превзойти свою подругу в стойкости и мужественно шла по хлюпающей грязи, только морщась от боли в саднящих пятках. Пэйшенс задремала, положив голову ей на плечо.
А Маргарет снова думала о Джонатане. Как ей вести себя с ним, как оставаться самой собой, не подчиняясь волшебной силе его обаяния, которая заставляет ее забыть обо всем на свете? Так было и в ночь пожара, когда она целовалась с ним, теряя драгоценное время и ставя под угрозу свою мечту о свободе.
Утомленная трудной ходьбой, она решила оставить нелегкие размышления и помечтать о будущем. Уж здесь-то, она уверена, ее упорство послужит хорошей цели. Они накопят продажей кружев достаточно денег, чтобы купить дом, в котором четыре женщины будут наслаждаться радостью и покоем.
– Как ваши ноги, получше? – спросил мастер Фостер, остановившись на обочине подождать ее. – Мазь помогла?
– Да, дядюшка Фостер, спасибо вам, гораздо лучше, – храбро солгала Маргарет, с трудом вытягивая ноги из вязкой грязи.
– Может, вам с дочкой проехаться в повозке? – предложил старик, и его кустистые брови шевелились при каждом слове.
Но в повозке и без них тесно, ведь там сидели Мари с Бертрандой и внук Фостера, маленький Джек. Было слышно, как они играли в загадки, чтобы скоротать время. Отец Джека, мастер Поль, замыкал группу.
– Спасибо, но я еще немного пройдусь. – Маргарет осторожно, чтобы не разбудить дочку, пересадила ее на другую руку. – После такого долгого дождя хочется погреться на солнышке.
Сзади послышался конский топот.
– Эй, отец, берегись! – крикнул Поль. Старик с Маргарет еле успели отскочить в сторону, и по дороге бешеным галопом промчался всадник, забросав их комьями грязи. Почувствовав на лице брызги, проснулась и заплакала Пэйшенс.
Маргарет смахнула со лба лепешку грязи и увидела на щеке старого плотника такое же украшение. Она счистила грязь с его щетинистой щеки, взглянула в его глаза, и оба расхохотались.
– Не плачь, любовь моя, – успокаивала она дочку. – Посмотри на меня, я вся в пятнышках, как твоя любимая курочка. Почему, – обратилась она к Фостеру, – этот мошенник так спешил?
– За последнее время это уже второй. Похоже, это курьеры. Несутся с важными бумагами по приказу хозяев. Они всегда думают, что главнее их бумаг на свете и нет ничего.
– Пожалуй, вы правы, – согласилась Маргарет. – Но пойдемте дальше. Смотри, Пэйшенс, какое яркое и теплое солнышко и Лондон уже близко.
22
– Долго нам еще ехать? – нетерпеливо спросила Бертранда.
Маргарет устроила поудобнее спящую дочку и выглянула из повозки.
– Сегодня ты уже сто раз спрашивала, – поддразнила она подругу. – Успокойся, уже совсем недолго, впереди виднеется город, и людей вокруг прибавилось – значит, вот-вот подъедем к воротам.
– А к каким именно? Я слышала, что в стене вокруг Лондона много ворот.
– По-моему, это будут Олдергейтские ворота. Маргарет провела языком по пересохшим вдруг губам. Ею овладело тревожное возбуждение. Хотелось получше рассмотреть вырастающий впереди город, но было опасно высовываться наружу. Как всегда около населенных пунктов, она с Пэйшенс и Бертранда с Джеком скрывались в повозке, а мужчины и Мари вели в поводу ослов. По мере приближения к воротам Маргарет становилась все беспокойнее и подозрительно изучала людской поток, с обеих сторон обтекавший их группу.
Казалось, причин беспокоиться не было. В этот ранний час к городу, как обычно, сельчане и ремесленники стекались со своими товарами, чтобы успеть занять выгодные места на рынке.
Маргарет увидела продавцов пирожков с деревянными лотками на ремнях, перекинутых через шею. Крепкую двухколесную тележку с двумя здоровенными бочками вина, которую тащила упитанная кобыла, под стать толстяку виноторговцу, неуклюже переваливающемуся рядом с поводьями в руках. Корзинщика с целой пирамидой новеньких корзин, качающейся у него на голове. Молодого парня, с усилием толкавшего ручную тележку, нагруженную корзинами с овощами. Шумно переговаривающихся трех женщин с узлами за спиной, проворно перескакивающих через лужи. Вдоль дороги по траве наперегонки бегали их ребятишки.
– Сколько сейчас может быть времени, Маргарет? – Первый раз за все время путешествия Бертранда проявляла беспокойство.
– Из-за тумана точно не скажу, ma tante, но мы уже приехали, и теперь нечего бояться, – успокаивала ее Маргарет, скрывая собственное напряжение.
Она забилась с Пэйшенс поглубже в наполненную домашним скарбом повозку, поплотнее закуталась в одеяло и закрыла глаза, с трепетом ожидая момента, когда они окажутся внутри городских стен.
Последние несколько миль Джонатан открыто следовал за группой плотника, соблюдая, однако, некоторую дистанцию. Теперь не имело значения, увидит ли его Маргарет. Он мог объяснить, что нагнал их только недавно, задержавшись в деревне.
Некоторое время назад, когда он отъехал в сторону от дороги, чтобы напоить у ручья коня, он заметил всадника, промчавшегося с бешеной скоростью в сторону Лондона. Заподозрив в нем курьера виконта, капитан решил приготовиться к встрече и в ближайшей деревне нанял человека, которого послал в город с приказом своим кавалеристам собраться у ворот. По его расчетам, Корнелиус, отправившийся в Лондон хоть и позже его самого, зато кратчайшим путем, уже должен быть на месте.
Джонатан не спускал глаз с видневшихся впереди высоких Олдергейтских ворот.
Первый тревожный сигнал – у самых ворот собралась толпа, которая почему-то не уменьшалась. Второй – вновь приближающиеся люди не входили в город, а останавливались. До капитана доносился ропот недовольных голосов. А вот и третий, самый выразительный сигнал – Фаэтон поднял голову и насторожил уши, заслышав знакомый лязг шпаг, вытягиваемых из ножен.