Подземные жители со смехом отзывались о тех людях, которые занимались пустой работой. Гномы не признавали приказчиков, учетчиков, сборщиков налогов, надсмотрщиков, называя их бездельниками и тунеядцами. С такой же неприязнью отзывался подгорный народ и об эльфах, среди которых можно было найти звездочетов, которые каждый вечер заново пересчитывали звезды на небе, и смотрителей вод, проверявших прозрачность воды в ручьях. Еще Балин вспоминал, с каким недоумением он воспринял у людей такие профессии, как «заместитель» и «наместник».
«Тот, кто не может рассчитать свой груз, — думал гном, — не должен занимать никаких высоких постов или быть руководителем. Как может руководить „заместитель", если сам правитель не в силах справиться с простой организацией, прибегая к услугам платных помощников? Получается, тот, кто заплатит больше, и будет хозяином „наместнику" как простому наемному работнику. Как же тогда быть государству, народу, если любой может управлять „заместителем" при помощи денег? — недоумевал Балин. — Деньги и золото, которое раздает государь своим ближним, надо заслужить. Причем реальными делами, а не лестью, как принято считать при дворах».
Если ты хозяин, то умей хозяйствовать, а если правитель — умей править. Если у тебя нет сил и знаний заниматься этим — отойди в сторону и не мешай другим, более опытным. Память Балина хранила имена многих гномов, которые признавали свою неопытность и неспособность к тому или иному делу. Если молодой мастер раз за разом портит заготовки, его ставят на меха либо молотобойцем, чтобы подучить. Если правитель не смог справиться с последствиями голодного года, собрание старейшин может сместить его с должности. Старейшины собираются без всяких вызовов и приглашений. Совет старейшин состоит из десяти самых пожилых подгорных жителей, способных поднять над головой тяжелый боевой молот и ударить по наковальне, не выронив при этом инструмента из рук.
Пока горит огонь в горне, старейшины советуются. Решение должно быть готово до того, как погаснет последняя искра. Если старейшины за это время не успеют прийти к согласию, вопрос может быть вынесен на всенародное обсуждение. Но в таком случае правитель сильно рискует. Если дело решится не в его пользу, расправа может быть короткой и жестокой. Оторванные от работы наугримы — народ горячий. На памяти Балина до всенародного обсуждения дело еще не доходило. Государь Дайн без всяких подсказчиков знал свое дело.
Это не значит, что царь гномов не должен работать. Тем более это не означает, что царь может не работать. Конечно, его работа совсем другого качества, но и она измеряется. Количеством золота в сокровищнице, обилием еды в подземных хранилищах. Если правитель не сумел накормить свой народ, да еще и золота в сундуках убавилось, стоит задуматься над вопросом: а нужен ли нам такой правитель?
Недаром при восшествии на престол будущий царь гномов обязан накормить любого, кто в этот день пришел к нему с поздравлениями либо с напутствиями. Государю Дайну в свое время пришлось накормить более десяти тысяч людей и гномов. Только богач может пойти на такое. Так проверяется щедрость государя. Так оценивают будущего правителя. Потому что если царь не сумел показать себя рачительным хозяином, не смог добыть денег для такого важного дня, то кому нужен такой правитель?
Примерно такие мысли крутились в голове Ба-лина, в одиночестве шагающего на север по бесконечным туннелям Мории. Он знал все здешние залы и переходы наизусть. Откуда взялось это знание — гном не понимал. Ведь он не корпел днями и неделями над картами Казад Дума, как, например, Ори. И не спускался в подземелья Темной Бездны в поисках орков, как Оин. Тем не менее Балин выбирал направление не колеблясь. И никогда не ошибался. Даже если упирался в казавшуюся неприступной стену — всегда находил потайную дверь. Или потайной ход. Балин вспомнил лицо Годхи, когда проходчик признался, что даже за год, даже с десятком подручных не смог бы сделать столько, сколько они вдвоем сделали за неделю. Им удалось открыть почти все световые колодцы и воздуховоды. Солнечный свет залил три верхних горизонта Мории. Свежий воздух пронесся по древним залам, выгоняя навсегда смрад.
Мория перестала быть Темной Бездной. Теперь все именовали ее — Казад Дум. Или еще проще — наш дом.
Балин ловко перескакивал через трещины и расщелины. Большие залы преодолевал почти бегом, освещая дорогу самоцветным камнем на шлеме. Перепрыгнув через очередную черную щель, он вдруг подумал, что неплохо бы ее приспособить под ловушку.
«И вообще, — вдруг подумалось ему. — В любом доме хозяин хранит мышеловки и капканы на крыс. Надо их просто найти. Или самим сделать. Это очень просто. Выбрать расселину на дороге, поднимающейся вверх. Нижний край сделать уступом, а верхний, наоборот, нарастить и обработать до полированной покатости.
Тому, кто будет стоять на нижнем краю, покажется, что противоположная сторона близко. Но прыгнув, он не удержится, потому что не за что будет держаться. Прыжок — и, соскользнув с края, дико вопя и ругаясь, орк падает в бездонную пропасть, которых так много в Мории. Чтобы не попасть в такую западню самому, достаточно знать, что расселины на дорогах, идущих вверх, непроходимы. Хотя можно оставить сопровождающие знаки».
Балин почти бежал. Ему еще необходимо завернуть на Золотую щель, Артулаг, посмотреть, как идут работы. Конечно, восстановление огромного механизма — дело непосильное для троих. Но может быть, хоть что-то удастся. Жила, говорят, в свое время была очень богата. Золотой Ручей, подземный источник, еще при Дарине Первом заключили в шлюзовые пещеры. Послушная вода вращала огромные колеса, приводя в движение промывочные барабаны. Достаточно было доставлять породу и спускать ее в приемник. Механизм сам делал остальное, и в конце работы оставалось лишь ссыпать золотой песок из накопителя. Сейчас, наверное, все прогнило, рассыпалось. Вода и время разрушили шлюзы, изъели железо, стерли в прах дерево.
Конечно, Балин не рассчитывал на многое. На Золотую щель послали братьев-тройняшек: Толу-на, Олуэпа и Балуона. Несколько раз Балин посылал им продукты, топливо и одежду. Каждый раз гонцы возвращались с пустыми мешками и угрюмыми лицами. Пока еще с Артулаг не пришло ни единой крупицы золота, и Балину стало надоедать молчание братьев. Гонцы отделывались лишь общими фразами, смысл которых сводился к одному: работа идет. А на расспросы у Балина не было времени.
На сегодняшний день покончено с ремонтом дверей, обследованы восточные коридоры, заблокированы лишние переходы, восстановлена одна из больших кузниц, убраны трупы, получено продовольствие. Пришло известие о караване, который прибыл из Королевства под Горой к северному входу… Балин спешил туда, но собирался завернуть к Артулаг. В конце концов, пусть братья моют золото в лотках, руки не отвалятся.
Далеко впереди послышался гул, ровный, как шелест множества пчелиных крыл в улье. Шум приближался, нарастал по мере того, как Балин шел вперед. С замиранием сердца вслушивался в эти звуки повелитель Мории. Догадки молниями проносились в его голове. Неужели тройняшки запустили механизм? Или это гул водопада? Что вообще здесь происходит? Коридор сделал резкий поворот направо, и Балин оказался в темноте, которую не мог рассеять самоцвет на шлеме. Гном из связки за спиной вытащил самый большой факел. Трутовая веревочка, извлеченная из специальной фляжки, затрещала, поджигая льняной лоскут, пропитанный смолой. Факел вспыхнул, разгоняя мрак. Синеватый мертвенный свет выхватил из темноты огромное вращающееся колесо. Балин не поверил своим глазам. Не опасаясь оступиться, не глядя под ноги, он двинулся к источнику шума. Только подойдя к механизму, он в полной мере оценил его размеры. Промывочные барабаны, соединенные лотками, возвышались над ним на пятьдесят локтей. Приводные валы внушительной толщины соединялись с не менее внушительными муфтами. Новенькие клепки, сверкавшие при свете факела, облепили мокрое дерево. Густой слой свежей смазки виднелся на всех движущихся деталях. Вода с ровным, мощным гулом ворочалась где-то неподалеку. Порода со скрежетом дробилась, промывалась, отводилась и вновь промывалась внутри барабанов. Балин пошел вдоль механизма.