Зихий повернулся к говорившему. Улыбка уже спряталась в глубине глаз и лицо старика снова приняло привычное суровое выражение. Пристально посмотрев на уже успевшего пожалеть о своей смелости Витота, седой воин ничего не сказал, снова сел на шкуру головогрыза и стал всматриваться в огонь, словно не желая продолжать разговор. Мальчишки смирились с этим и уже было снова собрались вокруг волка, как Зихий заговорил:
— Я расскажу вам о Лейрусе, Нерожденном и Неумершем. О его Пути к цели, которой не знал никто, даже мы, Зеникс и я, его спутники и друзья.
Зихий замолчал, будто увидел в костре что-то, что нужно внимательно рассмотреть. Через некоторое время он продолжил.
— Не буду рассказывать вам, чего не знаю. Начну с того, как встретил Лейруса. Слушайте внимательно, и пусть мой рассказ вселит в душу каждого из вас то, что в ней должно быть — кому уважение к предкам, кому зависть к их деяниям, кому нужду в Пути, кому отвращение к нему… Пусть то, что вы узнаете, поможет вам стать самими собой.
Глава первая
— Я не поеду ни в какую Минору!
— Что?
— Не поеду!
— Поедешь!
— Не хочу!
— Почему?
Зихий замялся. Как ответить на этот вопрос — почему юный сын вождя племени Синих Лесов не хочет отправиться в Минору, блистательную столицу королевства Лайтии? Разве юноша, которому едва исполнилось девятнадцать зим, не хочет вырваться из скуки и однообразия, кроме которых трудно найти что-то еще в пусть родном, но глухом краю, и очутиться в центре мира Людей, где столько нового, интересного, невиданного, немыслимого? Отцу ведь не скажешь: «Сердце мое не хочет ехать в столицу; душа моя сжимается в предчувствии чего-то смутного, огромного, таинственного, опасного и не хочет покидать родные места, которые еще месяц назад казались опостылевшими и надоевшими». Отец, суровый воин с сердцем безжалостным к врагам и к друзьям не слишком ласковым, просто не поймет этого и еще обзовет трусом. Зихий посмотрел в окно, в котором за зелеными ветвями клена виднелась знакомая с детства картина — два поросших лесом холма, между которыми тянулась вымощенная желтым камнем достаточно широкая (две запряженные четверками лошадей колесницы могли свободно разъехаться) дорога с высокими, в человеческий рост, каменными столбами посередине через каждые тысячу шагов. Именно по этой дороге через три дня вождь племени Синих Лесов вместе с сыном должны будут отправиться в Минору. Отец ничего не сказал Зихию относительно цели путешествия, кроме того, что так нужно. Урсус думал, что сын обрадуется поездке в столицу, где был еще совсем мальчишкой, семь лет назад. Зихий в последнее время стал заметно скучать дома. Отец еще не подпускал его всерьёз к делам управления племенем, а развлечений здесь не было никаких, если не считать двух видов охоты — на зверей и на девушек. Будущий вождь преуспел и в первом, и во втором — не только члены племени Синих Лесов, но и многие из соседних племен уже знали о Зихие, непревзойденном стрелке из лука и отъявленном бабнике. В подтверждение меткости его стрел каменные стены были увешаны головами волков, белых рысей, лесных кабанов, ворлоков, этих громадных полумедведей-полульвов, орлисов, птиц, тень от крыльев которой сравнима с сенью двадцатилетнего дуба, и даже главного самца неуловимых урунгов, к которому человеку не сможет приблизиться ближе чем на двести шагов при всем желании. В доказательство же многочисленных успехов Зихия на поприще любви по комнатам дома вождя, по закоулкам его двора, конюшен и кузницы бегало несколько еще неуклюжих, неуверенно стоящих на ногах незаконнорожденных отпрысков знатного рода Древославных. Урсус не знал, чем ему гордиться больше — зоркостью глаз и твердостью руки сына или его другой мужской доблестью. Как не знал вождь, чего ему больше опасаться: того, что слава Зихия-лучника дойдет до владыки Лайтии, Эбенора, который уговорами и посулами набирал в свою дружину телохранителей славных воинов вне зависимости от происхождения и долга перед их племенами, или того, что его многочисленные внуки вырастут и рано или поздно в роду Древославных начнутся распри и грызня за больший кусок земли и лучшее место за столом Собрания Лучших.
В общем, Зихий был сын как все сыновья всех отцов, приносящий и радости и огорчения, вызывающий в родительском сердце и гордость, и опасения. Но с того холодного вечера, когда тающие снега наполняли воздух своим чистым дыханием и в звездном небе то и дело мелькали тени просыпающихся после долгой спячки летучих мышей, многое, очень многое изменилось. От могущественного гостя вождь узнал, что его сыну судьбой приготовлено трудное испытание, которое в конце опасного пути принесет ему славу, которая будет жить в памяти многих поколений всех Людей. И начнется испытание с того, что Зихий должен отправиться в Минору.
И вот Урсус уже два дня не мог добиться от сына ответа, почему тот не желает ехать в столицу. А Зихий не в силах самому себе ответить на этот вопрос. Где-то под сердцем шептал неведомый голос, странно похожий на голос самого сына вождя; шептал, что не нужно ехать в Минору, где его теперешняя жизнь раз и навсегда закончится, а что будет — никому неизвестно. И когда отец в ответ на все расспросы отвечал, что нужно отправляться в столицу по делам, ему самому не совсем ясным, но очень важным, шепот внутри становился все отчетливее и навязчивей. И дорога к городу великого Эбенора, исчезающая между холмами, казалась юноше тропой, ведущей в темные подземелья Тартара, где нет места людям.
— Так почему же ты не хочешь ехать в Минору? Чего ты уперся, как лесной дрихиус лбом упирается в молодые деревья, чтобы сломать их и добраться до вкусных листьев на верхушке?
— Не хочу и всё!
Урсус выпрямился, глаза его хищно сузились, губы под густой иссиня-черной бородой сжались. Зихий знал, что такое упрямое выражение лица Урсуса, когда в глазах разгорается недобрый огонь, было последним, что немало людей и дрононов видело в своей жизни. Голос вождя зазвучал негромко, плавно и нараспев, будто произнося молитву духам предков или посвящая им и Духам Мира жертвенное животное:
— Вижу, разговор наш ни к чему хорошему не приведет, поэтому прекращу его. Через три дня я, ты, наша охрана и Манис, глава торговцев нашего племени, отправляемся в Минору. Это мое последнее слово и… И подумай трижды, и хорошо подумай, прежде чем сказать что-либо на это мое слово.
Вождь положил левую руку на рукоять своего меча, вставленного в специально для этого сделанное отверстие в полу. Зихий не был малодушным, и отец знал это лучше кого бы то ни было; движение вождя не призвано было напугать сына, скорее это было безотчетный порыв духа, не терпящего возражений. Юноша также не сомневался в отеческой любви, но напрягся, увидев, как Урсус взялся за меч. Несколько мгновений безмолвия тяжко повисли над просторной комнатой.
— Вождь, Ширел подъезжает к воротам!
Крик проник в дом через окна и растворенные двери прежде того, кто испустил его. Урсус отвел глаза от сына и нахмурился: они же договаривались встретиться с Ширелом в Миноре. Что же случилось?
По каменным ступеням в дом вбежал один из воинов, стоявших сегодня на посту у ворот, остановился в нескольких шагах за порогом, снял кругловерхий плоский шлем, поклонился коротким поклоном вождю и, шумно вздохнув два раза, повторил:
— Вождь, со стороны Северных Болот приближается Ширел с двумя всадниками.
— Открыть ворота!
В глазах часового мелькнула усмешка — конечно, откроем ворота, мы бы их открыли и без приказа. Кто же осмелится не пустить в деревню Ширела, могущественного волшебника, с которым сам король Эбенор обращается как с равным! Но ни тени улыбки не показалось на лице воина:
— Слушаюсь, господин!
Снова поклон, и стражник, на ходу надевая шлем, побежал исполнять приказание. Урсус на минуту задумался, устремив взгляд в пол и теребя висящий на груди символ власти — выточенный из синего самоцвета кленовый лист. Посмотрев на сына, словно очнулся:
— Иди вымойся и надень новую одежду, ту, что Манис привез тебе из Горной Страны две полные луны назад. А то гости, глядя на шкуры, в которых ты ходишь, решат, что мы дикари вроде дрононов.
— Ты бы тоже переоделся…