Я слушал его, время от времени вставляя ничего не значащие комментарии; мы пили пиво с чипсами и сервелатом; дождь устало барабанил мокрыми пальцами по стеклу; еще один день начал ползти к своему неизбежному концу, крутя неумолимый жизненный счетчик не в нашу пользу.
Все Вовкины проблемы я знал наизусть: за последние двадцать лет он совсем не изменился. Одной из постоянных его проблем была квартирная.
Вначале Вовчик сокрушался, что приходится ютиться в коммуналке в комнатушке с родителями и сестрой. Потом родителям дали квартиру, а сестра вышла замуж, и комната досталась Вовчику. В институтские годы мы неоднократно претендовали на его жилплощадь с целью организации вечеринок и встреч с девушками. Но Вовчик сразу принимался подробно рассказывать о вредных соседях, отравляющих ему жизнь, – и в конце концов мы от него отстали.
Потом Вовчик женился и съехался с женой. И теперь последние пятнадцать лет рассказывал, как тяжело ему живется с вредной тещей, перманентно больной дочерью и вечно пропадающей на работе женой. Жена его действительно работала допоздна в какой-то фирме и получала зарплату в долларах: по сути, именно она и содержала семью.
Вовчик когда-то числился со мной в одном НИИ, даже собирался защищать диссертацию, но потом устроился по «блату» на завод слесарем-сборщиком и стал «заколачивать» в четыре раза больше, чем заколачивал, будучи инженером, – такой вот экономический парадокс эпохи «застоя»! Тогда его жена была в декрете, а потом – в отпуске по уходу за ребенком, и Вовчик жаловался, что ради семьи ему приходится вкалывать на проклятом заводе не разгибаясь: ничего не поделаешь – сдельщина!
Теперь на заводе он уже полгода не получал зарплату и боялся, что жена в конце концов выгонит его к чертовой матери.
Правда, у Вовчика была женщина с отдельной квартирой, с которой он встречался уже года два: он называл ее «мой действующий резерв» и собирался использовать в качестве запасного аэродрома для «птицы личного счастья». Но в последнее время «действующий резерв» стал проявлять тенденции к дезертирству, что ввергло Вовчика в состояние депрессии. Он так и заявил после того, как залпом прикончил бутылку портера:
– Я в жуткой депрессии!
– Вся твоя жизнь – депрессия, – бестактно заметил я. – Сколько тебя помню, все время сокрушаешься по поводу сделанного вчера вместо того, чтобы хорошенько обдумать то, что будешь делать завтра. Вовчик, пойми ты наконец, что прошлое не изменить, а поняв – расслабься!
– Тебе хорошо говорить! – возразил Вовчик. – В отдельной квартире живешь. А я, дурак, съехался со своей тещей по глупости. А ведь была своя жилплощадь! Пусть коммуналка, но – свой угол. Эх, знать бы, как все обернется, я тогда комнату сдавал бы, денег скопил; сменял бы комнату на отдельную квартиру, а уж потом бы – женился! Жену прописывать не стал бы. Сейчас сдавал бы квартиру баксов за триста в месяц, и теща бы слова сказать не могла! Эх, вернуться бы в то время, – уж я бы дурака не свалял!
– Валять дурака – твое любимое занятие! – назидательно заметил я. – Ты бы все равно выкинул какую-нибудь глупость, потерял бы жилплощадь и сейчас бы жалел, что не съехался с женой!
Вовчик начал возражать, – и тут зазвонил телефон. Я глянул на часы: без пятнадцати два. Я снял трубку. На этот раз звонил мой лучший друг Андрюха.
– Намечается маленький сабантуйчик! – радостно сообщил он. – И, между прочим, ожидается присутствие того самого Льва Григорьича, с которым тебе так давно не терпится свести знакомство! Так что в три жду тебя на Полежаевке у первого вагона из центра. Давай не опаздывай!
Я положил трубку и с досадой посмотрел на пустые бутылки «Балтики». Точно говорят: пиво с утра – и день потерян! Теперь вот – вечеринка. Правда, должен быть нужный человек – Лев Григорьевич, которого надо бы заинтересовать одним проектом и получить под него деньги. Но действительно ли он будет там? Мое знакомство с ним уже пару раз срывалось. Ну, да ладно!
А Вовчик тем временем продолжал развивать мысль:
– Самое обидное, что только теперь ясно, что именно нужно было сделать по-другому! Но уже ничего не изменить. Обидно, да?
– Я тебе как-нибудь машину времени подарю, – пообещал я. – А сейчас извини, но мне пора собираться!
Я открыл кухонный пенал и достал лежащие там с незапамятных времен две коробки конфет. Одну я вручил Вовчику со словами:
– Держи! Подаришь «действующему резерву» или жене – смотря по обстоятельствам.
Вовчик ушел, а я стал бриться и переодеваться к вечеринке. Ровно в три я уже был на Полежаевской с коробкой конфет и бутылкой «Лезгинки», которую собирался распить с нужным человеком Львом Григорьичем. Андрюха опоздал на дежурные десять минут, а через полчаса мы уже входили в гостеприимный дом где-то на проспекте Маршала Жукова.