Джасмин ахнула, вытянулась в струнку.
— Мина!
Он застыл, лежа на ней.
Ее ногти впились в его плечи. А потом в ней произошел второй взрыв...
Когда Джасмин проснулась, за окном царили сумерки. В желудке у нее урчало, и только сейчас она сообразила, что ничего не ела с тех пор, как покинула Новую Зеландию.
Она попробовала сдвинуться с места, но это ей не удалось. Тяжелая мужская нога приковала к кровати нижнюю часть ее тела, а властная рука, лежавшая на груди, не позволяла ей даже приподняться. У нее опять заурчало в желудке.
— Тарик... — Повернув голову, она поцеловала его в шею. Оказывается, его теплая кожа имеет вкус пустыни, соли и пряной любви. — Просыпайся.
Тарик только застонал во сне и крепче прижал Джасмин к себе. Вздохнув, она потрясла его за плечи.
— Мина, ты уже готова прокатиться?
При звуках этого сонного голоса Джасмин отчаянно покраснела. Сейчас, когда пыл страсти отошел, она не могла поверить в свое безрассудство.
Она сдвинула брови.
— Я готова поесть. Умираю от голода.
Тарик с легким смешком перекатился на кровати, увлекая Джасмин за собой. Его полуприкрытые глаза блестели.
— А что я получу от тебя, если покормлю?
Желудок опять заурчал. Еще громче.
— Покой.
Теперь Тарик откровенно рассмеялся, и его грудь заходила ходуном под ладонями Джасмин.
— Ах, Мина, никогда не знаешь, чего от тебя ждать. — Он страдальчески вздохнул. — Пойду посмотрю, найдется ли для тебя что-нибудь поесть.
Он осторожно отодвинул ее и выскользнул из постели. Джасмин не могла отвести от него глаз. Ясно обозначенные мускулы на спине напряглись, когда он поднимался на ноги и наклонялся за халатом.
— Нравится то, что видишь? — спросил он, не оборачиваясь.
Джасмин вновь почувствовала, что краснеет.
— Да.
Его развеселил ее ответ. Она заметила его улыбку, когда он накинул халат и повернулся, чтобы выйти из комнаты.
— Куда ты идешь?
— В столовой есть кое-какая еда. Я тебе принесу.
Когда Тарик вышел, Джасмин торопливо отыскала свою измятую ночную рубашку, натянула ее и села, скрестив ноги.
Возвратившись в комнату, Тарик поставил тарелку прямо на кровать, а сам расположился напротив в позе скучающей пантеры.
Утолив голод настолько, чтобы чувствовать себя по крайней мере сносно, Джасмин спросила:
— И как же меня теперь зовут?
— Джасмин аль-Хуссейн Кольридж-Донован Заманат.
Глаза ее расширились, рука замерла в воздухе. Она перестала жевать.
— Прелестно! Ну и набор! Я и не знала, что должна сохранить девичью фамилию.
— Мы в Зюльхейле издавна приучены холить и лелеять женщин, — лениво протянул он. — Потому-то и не требуем, чтобы они меняли религию при замужестве. Выбор только за тобой.
Последние слова согрели ей душу. Да, снова подумала она, значит, надежда есть.
— Выходит, фамилия твоей матери — Донован? Тень пробежала по его лицу, но ответил он непринужденно:
— Ты же знаешь, она была ирландкой. Когда у нас появятся дети, то у них будет фамилия аль-Хуссейн Кольридж Заманат. Фамилия царствующего дома — аль-Хуссейн Заманат, но дети носят также и фамилию матери.
Тарик с любопытством взглянул на Джасмин, так как она ничего не ответила. Она тут же покраснела и опять принялась за еду. Мысль о том, что ей предстоит родить от Тарика ребенка, была и сладостной, и горькой одновременно. Она помнила, что обязана открыть ему свою тайну... Но позже.
— У тебя ее глаза.
Тарик отвернулся на нее и стал всматриваться в полумрак.
Джасмин испытала боль за него. Каждый человек имеет право на личное горе. В том числе и шейх. Она решилась было высказать ему свое сочувствие, но он взял в руки поднос с тарелкой, поставил его на пол и толкнул Джасмин на кровать.
— Хватит разговоров.
Тарик не был расположен говорить о своих родителях. Утрата их причинила ему самые острые страдания. То, что открылось ему после их смерти, едва не свело его с ума. Его прекрасная, нежнейшая мать умирала от рака, и катастрофа произошла тогда, когда родители возвращались из клиники.
Отогнав от себя воспоминания, он прижал Джасмин к матрасу. Ему понравилась ее полная покорность. В тех наслаждениях, которые обретут их тела, нет никаких секретов. Прочь предрассудок, утверждающий, что не бывает страсти без эмоциональных последствий, и потому незачем уступать этому маленькому существу женского пола, ее ласковым улыбкам, ее пьянящей сексуальности. Она не найдет опоры в пустотах его души...