Жесткие, односложные ответы не обескураживали Джасмин.
— В мой дворец. — Тарик поднял ногу и поставил ее на сиденье, тем самым прижав Джасмин к дверце. — А теперь расскажи мне, моя Джасмин, чем ты занималась эти четыре года.
Итак, ясно: ни на какие вопросы он отвечать не намерен. Джасмин подавила в себе досаду.
— Я училась.
— Ну да, управление производством.
В его голосе слышалась легкая издевка. Несомненно, он намекал на то время, когда она плакалась ему в плечо, признаваясь в своем отвращении к этому предмету.
— Нет.
— Твои родные позволили тебе пойти по другому пути?
— Ничего иного им не оставалось.
Да, она подчинилась диктату семьи, порвала с Тариком, но эта покорность почти ее погубила. Ее состояние встревожило даже родственников, поэтому никто не сказал ни слова, когда она объявила о перемене рода занятий. Она стала взрослой. С горечью разлуки пришло ясное понимание того, насколько эгоистичны те, кому она верила когда-то.
— Что же ты изучала?
Он властно, как собственник, обнял ее одной рукой.
— Нам обязательно сидеть так близко? — выпалила она.
Тарик в первый раз улыбнулся. Зубастой улыбкой хищника, который гонит свою жертву.
— Мина, я тебе мешаю?
Правильно, он называл ее Миной. Ему нравилось сокращать ее имя; особенно когда он просил ее о чем-то, например целовать его до тех пор, пока в ней не растекалось что-то вроде жидкого меда. Впрочем, долго ее просить не приходилось. Один призывный взгляд, ее имя, произнесенное хриплым шепотом прямо ей в губы, и она таяла, словно вздох в воздухе.
Она не ответила, и тогда Тарик наклонился и прижался носом к ее затылку. Ей показалось, что его теплое дыхание проникает под ее кожу и даже дальше, внутрь каждой косточки. И раньше ему нравилось прикасаться к ней. Она охотно отзывалась на его прикосновения, но сейчас его действия лишали ее даже тех остатков душевного равновесия, которые у нее еще оставались.
— Пожалуйста, Тарик, освободи меня.
Он вскинул голову.
— Ну нет. Ты четыре года была свободна. Теперь ты моя.
Его резкость была почти пугающей. Джасмин не могла противостоять его властной, гипнотизирующей силе, словно ей снова было лет восемнадцать. Хотя Тарик всего на пять лет был старше ее, его решительность и мощь заставляли окружающих безоговорочно ему подчиняться. А сейчас, по прошествии четырех лет, от нее не могло укрыться, что его сила, его харизма возросли невероятно. И все-таки Джасмин уже не та беззащитная девочка, и она еще научится выдерживать его напор. Обязана научиться, если рассчитывает на какое-то будущее, связанное с ним.
Она выдержала взгляд Тарика, затем взяла его руку, обвивающую ей шею, в свою и поцеловала в ладонь. Дыхание его сразу участилось.
— Я училась на модельера.
— Ты переменилась.
— К лучшему.
— Это мы еще увидим. — Его глаза сузились. — А этому тебя кто научил?
— Чему — этому?
— Этим вот играм с моей ладонью.
Можно было подумать, что нижняя челюсть Тарика вырезана из гранита.
— Ты. — Она сказала чистую правду. — Помнишь, как ты повез меня в пещеры Уэйтомо? Когда каноэ оказалось в гроте со светляками, ты взял меня за руку и поцеловал именно так.
Наверняка он все вспомнил. Хотя его лицо оставалось каменным, в глазах кипели какие-то чувства, но какие именно, она не могла определить за недостатком опыта.
— Другие были?
— То есть?
— К тебе прикасались другие мужчины?
— Нет. Только ты.
Тарик уткнулся в ее косу, обнял ее за шею, и она тут же ощутила свою ранимость и зависимость от него.
— Только не лги мне. Я все равно узнаю, — хриплым голосом предупредил он.
Итак, он грозит ей своей властью. Но она приняла непринужденную позу, обвила его шею руками и прошептала:
— Я тоже узнаю.
Тарик сразу насторожился.
— Что ты узнаешь?
— Были ли у тебя другие женщины.
Тарик широко раскрыл глаза.
— Мина, когда это ты научилась показывать зубы? Помнится, ты всегда была покорной.
Он, конечно, намекает на ее покорность в семье.
— Хочешь жить — выпускай когти.
— Думаешь меня напугать своими жалкими коготками? — Тарик вскинул бровь.
Джасмин с вызовом впилась ногтями в его затылок, на мгновение забыв о том, что дразнит опасного хищника. Однако, к ее удивлению, этот зверь ничего не имел против ее выпущенных когтей, лишь улыбался — опасной и волнующей улыбкой.
— Мина, если эти когти вопьются мне в спину, мне это понравится, — зашептал он. — Когда ты окажешься там, где тебе положено, ты перевернешься на спину, а я буду сверху...
— Там, где мне положено? — Джасмин выскользнула из объятий Тарика, толкнула его в грудь. Жар мужского тела передался ей сквозь тонкую ткань. — Отодвинься... самец!